Богатырь и Звезда Сварога (СИ) - Дубоносов Александр
Яромир отвязал сизого от коновязи, с трудом залез к нему на спину, и они снова продолжили путь.
— Вот так, Сизый, и живём. В деревню вернулись, так Добромил телёнка — Мурку, — нам дал и мешок муки на зиму. Как щас помню: все отца хвалили, а мне только петушка на палочке дали и ватрушку. Получается, что работу-то мы вместе делали, а вся слава ему одному. И так всегда…!
Яромир рьяно подбил Сизого под бока и тот заметно ускорил шаг.
— Так-то он всегда дело говорит. Только меня ни во что не ставит. Видите-ли — мал я ещё, не дорос… А боруту голову кто снял? Опять я! Ага… Отец шубу из овчины получил, а я — синяки и шишки, голову несколько дней поднять не мог. Нельзя, говорит, силу показывать, так и толку тогда от неё, раз она только на хозяйство и тратится? Бревна перетаскай, сено накоси, дров наруби, а как чего коснись, так «Яромир, вперёд!» … Всё учит, да учит… Травничество, звездочетство, письмо… Дело ратное — так то, вообще, с утра до ночи. Значит, Сизый, решено! Вот он — мой час! Как найду мужиков, как верну старшине — будет мне слава! И Верею в жены заберу! Знаешь, какая она красивая…?! Ага, глаза зелёные-зелёные… Плевать, что отец скажет! Хватит с меня его заботы! А ну, Сизый, айда!
Яромир больно ударил Сизого пятками в бока. Конь недовольно фыркнул и неохотно перешел на бег, по пути разогнав коров пастуха. Пастух было выкрикнул в спину Яромира ругательства, но тот уже ничего не услышал.
Долгое отсутствие тени позволило медовухе окончательно одурманить Яромира, склонив его ко сну. Тут же, сам собой, он вспомнил, что за песню напевал в кузнице Эйда, и негромко затянул:
Ой, ты степь широкая моя! Я готов принять смертельный бой. Оседлаю я ретивого коня И пущусь галопом за судьбой. Знаю, что мой самый злейший враг Словно коршун навис над землёй. Мне же нужно сделать только шаг, Чтобы встать пред ним живой стеной. Чтобы не прошёл через порог! Чтоб не смог он дом мой разорить! Чтоб народ мой жить спокойно мог! Должен в этой битве победить. Ой, ты степь широкая моя! В поле выйдут биться мужики. Им поможет мать сыра-земля, Чтоб живыми всем домой прийти. И повергнут будет страшный враг! Свою землю кровью отстоим! Ну, а после, с радостью в глазах, Мы вернёмся к женам и родным. Вновь мой конь закусит удила. Выйдем в поле, перейдём в галоп. Степь напомнит ратные дела. Я живой! Да Сварог уберёг!Тем временем впереди показались верхушки деревьев Туманных топей.
Мошка прекратила докучать, зато прячущиеся в тени комары вышли на охоту и стали назойливо пищать над ухом Яромира.
— Ну что, Сизый, доводилось бывать на болотах?
Яромир прихлопнул толстого слепца присосавшегося к шее Сизого, от чего тот недовольно фыркнул.
— Ишь ты какой?! Вот отдам тебя водяному, будешь знать! Так что я? Ах, да… Мало того, что кругом одна трясина и камыш, так туман такой — хоть глаз выколи. Ага… Я же тут всё детство провёл, отец учил охотиться. Мавки там, болотники, бесы, мелочь всякая… А про водяного я пошутил — не водятся тут такие.
Только они проехали первые ряды ивовых деревьев, как под копытами Сизого начал стелиться туман. Конь стал нервно дергаться и ржать. Яромиру пришлось больно подбить его под бока, чтобы животное успокоилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Не выделывайся, кляча. Я с тобой.
Яромир дернул поводья и Сизый медленно двинулся по туманной тропе.
— Местные тут любопытные… Мавки, например, купцов любят. Знают, что те всякие побрякушки блестящие возят. Они, как вороны — падкие на всё, что блестит. Притворится такая бабой бедовой, слезами заливается и манит к себе, манит… Околдовывают мужиков, те в воду и лезут. В камыши зашёл — считай покойник. Мавка зубищами в ногу вцепится, сухожилия перекусит и топит. Мелкие и дохлые, поэтому никогда по одной не охотятся, чтоб такая вкусная скотинка, как ты, далеко не убежала. Не страшно?
Сизый и ухом не повёл, продолжая спокойно углубляться всё дальше в глубину леса.
— Не из трусливых значит? Ну, тогда слушай дальше. Есть ещё болотники — это такой ядовитый холодец. Сидит болотник среди тины, куском грязи притворится, а ты наступишь на него, и нога тут же отнимется. Он же, сволочь, присосётся и как улитка к голове поползёт. Жуть одна. Ага… Задушит жертву и переваривает… Старик же меня так мучал. Называл это — тренировкой. Знаешь, откуда у меня эти шрамы?
Яромир протянул к морде Сизого руки, показывая длинные, зарубцевавшиеся нити ожогов.
— Держал он одного такого болотника в бочке за сараем. Даст мне травинку борца и заставлял в эту гадкую жижу руки и ноги пихать, чтоб шкура привыкала. Представь! Мне же всего зим восемь было… Теперь совсем ничего не чувствую, так, ну, если только в пальцах покалывает немного и щекотит. Ещё, конечно, раньше бесы водились, но их мы повывели всех. Тьфу! Недотрупоеды. Сами с кошку, все облезлые, пальцы костлявые и когти, как у ястреба — крючком. Да-а… Бошки, какие-то круглые, и глазища… большие такие, черные, как смоль. Так-то они не страшнее лис, только повадились у деревенских мелкую скотину воровать. Вроде бы, обычное дело скажешь, но нет. Обнаглели на столько, что стали и детей уносить. Так старшина за голову спохватился и тот час за нами послал. Ох и славная же тогда выдалась охота… теперь и за несколько верст ни одного беса не сыщешь.
От долгих разговоров в горле снова пересохло и Яромир залпом осушил уже свой бурдюк с водой.
— Но самой страшной нечистью на топях отец всегда называл водяного. Твердил, что даже ему не хватит сил с тварью такой совладать. Попадись водяному посреди болота, так тот руки-ноги повыдёргивает и кровь досуха высосет. Мол, всего один такой целую княжескую дружину при Волчьих полях на куски порвал… Малым был — боялся, а теперь и водяному покажу, что такое силушка богатырская!
Яромир и не заметил, как они уже ехали по поросшей мхом тропе, забираясь всё дальше и дальше, вглубь болот. Он поднял голову и увидел среди плотной кроны деревьев первые звёзды.
Нужно поспешить найти место для ночлега. Конь нервно дёрнулся и недовольно зашлёпал губами, за что снова получил пятками под рёбра, для успокоения.
— Не дрыгайся раньше времени! Найдем мы с тобой мужиков, да дальше пировать поедем. Так уж и быть, тебе тоже браги поставим, за службу…
Яромир огляделся: среди топей виднелось место, где на вид вода была чистой, без тины. Он спрыгнул с коня, взял его за поводья и подвел к краю.
Сизый так жадно начал хлебать воду, будто это он страдал от жуткого похмелья, а не Яромир.
Тот же, вслед за Сизым, тоже припал на колено, умылся и облил голову, чтобы хоть как-то привести себя в чувства и взбодриться. На Туманных топях нельзя раскисать и нужно всегда оставаться настороже.
Тем временем Сизый заходил все дальше в воду, как вдруг, прямо перед его мордой, раздался слабый треск сухого камыша. Конь дёрнулся, заржал и поспешно попятился назад.
Яромир среагировал мгновенно.
Молниеносным движением он подлетел к коню, выхватил из седла железный клинок и, как копье, метнул его в камыши.
Раздался плеск воды и тихий писк испускающего жизнь существа.
— Срань болотная… — тихо выругался Яромир и, по колено в воде, побрёл за оружием.
