Николай Петри - Колесо превращений

— Да, бессмертный Малах Га-Мавет!

— Через год в этом зале ты покажешь мне свои новые возможности, и мы поговорим о преемнике! Если не придешь, липики помогут мне разыскать тебя.

— Я сделаю, как ты велишь! Ты позволишь задать последний вопрос?

— Говори!

— Когда я овладею даром Годомысла Удалого, могу я вызвать тебя, чтобы ты сам забрал его в мир теней?

— Да…

Хрустальный шар погас, и Аваддон без сил сполз на пол. Его бил легкий озноб (так всегда бывало после контакта с Малахом Га-Маветом). Чародей дыханием согревал окоченевшие от холода руки и размышлял над последними словами ангела смерти. Ему дали отсрочку на целых два века! За это время он сможет кое-что придумать. Ведь и Малах Га-Мавет не единственное божество в мире теней! А с дикими язычниками чародей как-нибудь разберется…

Глава 2

ПЛЕМЯ РОС

Дорога в страну росомонов оказалась долгой и трудной. Разные племена и народы, как в калейдоскопе, сменяли друг друга. У одних приходилось безопасность покупать за деньги, с другими можно было обойтись одной дипломатической беседой, а третьи сами предлагали себя в провожатые за миску похлебки и стакан дешевого вина.

Аваддон старался своим магическим даром пользоваться как можно реже, чтобы раньше времени не привлечь к себе ненужного внимания. Однако и абсолютное инкогнито ему было ни к чему, поэтому он позволял себе демонстрировать иногда искусство врачевания, — благо преуспел на этом поприще еще в молодые годы.

Практики ему в путешествии хватало: редко какой день проходил без стычек с многочисленными разбойниками, кишащими на дорогах. Скоро слава о нем, как об искусном лекаре, уже опережала его небольшой караван на много дней пути, и оставшаяся дорога к росомонам стала напоминать увеселительную прогулку. Это тоже устраивало Аваддона — он надеялся (и небезосновательно), что молва о нем рано или поздно достигнет вотчины Годомысла Удалого. Ну а князь, как человек прогрессивный и весьма образованный (для своего дикого края, разумеется!), не откажется пригласить известного лекаря для приватной беседы.

Аваддон обладал даром предвидения и очень на него рассчитывал. Однако в стране росомонов — как и говорил Малах Га-Мавет — природа оказалась в состоянии творить чудеса… с чудесными способностями самого волшебника! Аваддон обнаружил, что дар предвидения раз за разом стал отказывать в этом варварском крае. Это настораживало: если так будет продолжаться, то на его миссии можно будет смело поставить крест. Поэтому все необычное в пути начало вызывать в нем болезненное любопытство: будь то слишком назойливый путник, напрашивающийся в попутчики, или же явление природы, на которое Аваддон еще вчера не обратил бы никакого внимания. Теперь его могла насторожить любая мелочь, и, когда ему повстречался некто Лионель Кальконис, представившийся странствующим поэтом и философом, он принял его за подосланного шпиона. Аваддону все же удалось погрузиться в клоаку мелкой душонки нового попутчика и узнать, что нужно. Кальконис оказался такой же поэт и философ, как Аваддон — Годомысл Удалой!

Чародей еще «побродил» некоторое время по закоулкам сознания философа-шарлатана и пришел к выводу, что такой человек ему пригодится. Людям столь высокого уровня, как Аваддон, всегда нужен кто-то для выполнения некоторых… деликатных поручений. И Аваддон сделал Лионелю Кальконису предложение сопровождать его в дальнейшем путешествии. «Ваше благородное происхождение и очевидные таланты в словесности позволяют мне надеяться, что вы не откажетесь стать моим компаньоном!»

Аваддон, зная тайные желания Калькониса лучше, чем содержимое своего походного сундука, мог играть на чувствах этого человека, как на струнах сладкозвучной арфы. Впрочем, это не было слишком сложным занятием: душу Лионеля переполняли жадность, похоть и жажда власти — пусть небольшой (в рамках одного поселения или, на худой конец, над ватагой не слишком воинственных разбойников!), но — Власти! И Аваддон намеревался все это предоставить своему новоявленному компаньону, если дело пойдет хорошо.

Лионелю Кальконису тоже следует отдать должное: будучи человеком не особенно обремененным умственными способностями, он недостаток ума компенсировал находчивостью и сообразительностью. «Философ» сразу же по достоинству оценил предложение Аваддона, и догадался что вкладывал этот таинственный лекарь в понятие «компаньон». Однако моральных терзаний это не вызвало. Напротив, он ощутил какой-то душевный подъем в предвкушении событий, способных принести ему определенную материальную выгоду.

…Все началось с того, что однажды утром, когда Аваддон, Лионель Кальконис и несколько нанятых для их охраны воинов-фризов готовились в путь, к ним подскакала группа всадников. Неожиданное появление полутора десятков хорошо вооруженных людей заставило охранников-фризов схватиться за мечи. Однако стычки не произошло. Всадники расступились, и Аваддон увидел богато одетого росомона, который, спешившись, направлялся к нему.

— Будь здрав на все четыре ветра! Я — Тур Орог, тысяцкий великого князя Годомысла Удалого. А ты — Аваддон-лекарь из неведомой нам страны Гхот?

Аваддон насторожился. То, что предвидение вновь его обмануло, было бы еще полбеды. Но как сам Годомысл Удалой мог узнать о чародее?! Ибо, по оценкам мага, до земель удельного князя еще много дней пути. И праздная молва не могла успеть разнести вести о нем по дремучему краю росомонов! Это пахло изменой. Неужели Малах Га-Мавет нарушил свое слово?..

— Да, я целитель Аваддон, и моя родина Гхот действительно далеко от этого места.

— У нас к тебе поручение от князя.

— Я вас слушаю, благородные воины!

— Наш князь просит тебя посетить его владения и помочь ему.

— Чем может помочь безродный лекарь самому Годомыслу Удалому?

— Старые раны мешают князю отправиться в новый поход против племени обров. А слава о твоем искусстве достигла и наших мест. Мы просим тебя излечить князя. О награде можешь не беспокоиться. Все, что ты пожелаешь, в твоем распоряжении.

Аваддон внешне остался абсолютно спокоен и невозмутим, хотя в душе ликовал. Он встретится с Годомыслом не жалким просителем, а хозяином положения! Аваддон внутренне попросил прощения у бессмертного Малаха Га-Мавета за то, что позволил себе на миг усомниться в его намерениях. К неожиданному появлению тысяцкого Тура Орога ангел смерти тоже мог иметь определенное отношение. Аваддон был опытен в делах подобного рода: не радость, а озабоченность легла на его чело, словно он глубоко сомневался, стоит ли ему принимать это лестное предложение и хватит ли его скромных способностей, чтобы вылечить столь знатного господина.