Наталья Игнатова - Ничего неизменного

— Блэкинг ворчать будет, — Заноза недовольно засопел. — Надо было Арни брать.

Брызги мозгов на крыльце его не смущали. Они бы тут никого не смутили. Такой район… А сюда, к этому дому, еще и не суется никто. Заноза специально для венаторов стер затерянные среди хаоса граффити иероглифы, отпугивающие от его норы и живых, и мертвых. Надо полагать, уже сегодня ночью он их восстановит.

Каллиграф… Его бы таланты да на дело.

— Сходим на выставку? — из-под бурнуса на Хасана выжидательно уставились яркие, синие глаза. — В галерее Конклин через неделю открытие. Художник Август Хольгер, голландец…

— Спать! Домой и спать! Мы — вампиры, не забыл?

— Мы приглашены, — Заноза стянул бурнус, брезгливо переступил ногами по липкому от крови полу.

Да уж кто бы сомневался? Этого чудо-мальчика все время куда-нибудь приглашают. На выставки, на дебюты, на бенефисы, на открытия сезонов, и на закрытия, разумеется, тоже, а еще на юбилеи и благотворительные вечера. Активная общественная жизнь. Не все вампиры прячутся от людей, как от солнца, некоторые без людей вообще не могут.

Но все потом. Все после заката. А сейчас — спать!

Блэкинг загнал фургон в гараж через две минуты после звонка. Хасан забрался в салон, в благословенную темноту, упал на диван и, наконец-то, отключился. От трупов Заноза и сам прекрасно избавится — на минус втором этаже, не предусмотренном никакими архитектурными планами, стояла хорошая печь для крупного мусора.

Эту нору мальчику придется оставить надолго, если только у него нет иероглифов, которые заставят венаторов забыть о ее существовании. Ну, и тем лучше. Дома надо дневать, а не по барсучьим лежкам прятаться.

А начиналось все… Нет, точно не невинно, невинно у Занозы вообще ничего не начинается. Но хотя бы безобидно. Полиция чуть более нервно стала относиться к молодежи, чуть более внимательно присматриваться к большим компаниям, чуть больше появилось поводов забирать в участки тех, кто был или казался буяном. В отношении банд, и черных, и белых, и латиносов, политика тоже стала жестче. И тоже — совсем чуть-чуть. Да, и чуть больше стало пропадать бесхозного вампирского молодняка. Но кто их считает? Бродяги, одиночки и те, кто сбивался в стаи, они никому были не нужны, многим мешали, и чем их становилось меньше, тем всем остальным становилось лучше.

Заноза их считал. Пристраивал к делу, вместо того, чтобы пристрелить или, проявив милосердие — послать подальше. Сколько их, жалких и никчемных, на него работало, точно не знал даже Хасан. Вроде бы, пятнадцать. Но Заноза рассказывал не обо всех, только о самых интересных.

Стая из пятнадцати ни на что не годных вампиров. То ли это христианское воспитание так повернулось в сложно устроенной голове английского мальчика, то ли христианская мораль вступила в реакцию с английской равнодушной жестокостью. Фактом было то, что Заноза знал о проблемах молодняка, знал о том, что их убивают, и о том, что убивать их стали чаще и больше тоже, разумеется, узнал.

Он по этому поводу ничуть не беспокоился. Не из-за того, что ему было наплевать на молодняк так же, как остальным, а из-за того, что Заноза и так ненавидел венаторов уже несколько десятилетий. Ненависть эта была ровной, как пламя над газовой горелкой, и сильнее, чем есть, не стала бы, даже уничтожь венаторы всех вампиров Западного побережья. Или вообще всех вампиров.

Чуть больше, чем венаторов Заноза ненавидел нацистов и нацизм. А чуть меньше — тех вампиров, которые бросали своих най, молодых и необученных. Оставляли на смерть. От голода ли, или от тех же венаторов, или от рук других вампиров, которым молодняк мешал, раздражал, просто подворачивался на пути, когда хотелось похвалиться боевым дайном.

Словом, начиналось все безобидно. Венаторы, выдавая себя за копов и вместе с копами, шерстили молодежь в поисках молодых упырей. Молодые упыри погибали. Время шло. Рано или поздно активность венаторов должна была снизиться, вампирского молодняка стало бы меньше, а родители живых детей обрели бы радость почаще видеть отпрысков дома перед телевизором, а не по ту сторону экрана в криминальных сводках. Но в позапрошлую ночь, в законный выходной, болтаясь на своем аэродроме, в компании таких же юных раздолбаев, Заноза обратил внимание на то, что кто-то обратил внимание на него.

Вот уж событие! Занозе, скорее, стоило бы интересоваться теми, кто его не замечает. Да только кто мог его не заметить? Разве что слепой. И то лишь до момента, пока мелкий засранец не заговорит, и не привлечет к себе внимание голосом. Но вот, поди ж ты, на заполненном людьми и машинами, переоборудованном под гоночный трек аэродроме, мальчик выцепил в толпе новые лица, да еще и почуял, что новички отнеслись к нему не так, как он привык. С неприязнью они к нему отнеслись. А Заноза терпеть этого не может. Считает, что те, кому он ничего плохого не сделал, не должны к нему плохо относиться.

Как он выяснил, что незнакомцы — венаторы, оставалось на его совести. Скорее всего, просто поговорил с ними, зачаровал дайнами, разузнал, что хотел. Подробностей Хасан не знал, Заноза их утаил, чтоб не получить в лоб за глупость и ненужный риск. Решил, что хватит с него и подзатыльника за то, что с аэродрома, уже под утро, он увел венаторов за собой в свою нору на Юге. Заманил. Убедил в том, что это самое что ни на есть настоящее убежище, самого что ни на есть настоящего глупого и юного упыря. В том, что он — самый, что ни на есть настоящий глупый и юный упырь ему и убеждать никого не пришлось. Венаторы без специальных тестов возраст крови определять не умеют, а посмотреть на Занозу без тестов, так упырей моложе и глупее на планете просто нет.

Хасан никого не ненавидел, ни венаторов, ни нацистов, ни вампиров, бросающих своих най, но siktirici[3], которые дают афат семнадцатилетним, он убивал бы. Без ненависти. Исключительно по необходимости. Таких убивать — нужно. Чтоб мальчики, вроде Занозы, могли вырасти и повзрослеть. И сами решали, какое посмертие выбрать.

А с того момента, как Заноза вывел охотников на свое убежище, события начали развиваться стремительно и… утомительно. В доме нужно было устроить засаду. Засаду нужно было устраивать днем. И благо хоть, мальчик точно знал, когда венаторы явятся по его душу, потому что сам сказал им, когда они должны явиться, а то пришлось бы торчать в той норе несколько дней. Да и создать обстоятельства, помешавшие венаторам приехать на рассвете, было бы значительно труднее.

Хасан уже не раз давал себе слово не ввязываться в авантюры Занозы. Кто наскреб неприятности, тот из них и выпутывается — разве это плохое правило? И ведь Заноза выпутался бы. Справился бы сам. Что ему пятеро охотников? Что ему хоть впятеро больше, чем пятеро? Он бы всех их, сколько есть, убил, если б вампиру найти венатора не было труднее, чем венатору вампира. Но всегда события складывались с печальной неизменностью: Заноза просил помочь, Хасан говорил, что не собирается заниматься ерундой, Заноза говорил: «ну, пожалуйста!». И Хасан, бурча: «ненавижу, когда ты так делаешь», брал пистолеты, брал саблю, надевал бронежилет, и ввязывался в драку, из которой запросто можно было не выбраться одним куском.