Петр Верещагин - Черный менестрель

Ветер за прочными стенами постоялого двора заводит свою заунывную, дикую песню, и (еще одно совпадение?) ритм ее странно походит на музыку черного менестреля. Тот вновь усмехается, если только эту смесь презрения, неверия и самоиронии можно назвать усмешкой, и продолжает свой рассказ…

– Глядите! Да, путь ужасен,Но больше дороги нет!Да, крут он, нелегок, опасен,Но вот путеводный свет!Глядите же, люди мрака,Желающие огня:Не ждите иного знака,Он здесь, в руках у меня!Кровью горящее сердцеНочной разгоняет туман.Щиплет глаза, как перец,Поднявшийся ураган.Ватные, движутся ноги,И слабость приходит вновь;Капля за каплей, дорогуВо тьме отмечает кровь.

В глазах начинает двоится; дым очага клубящимся маревом пробуждает ТУ, другую память – уходящую в прошлое не на годы даже, а на тысячелетия. Зал гостиницы становится призрачным, а надвигающаяся с севера черная стена ледника Великой Ночи – реальной.

Почти реальной.

Потому что создавшая картины былого музыка одновременно не позволяет позабыть об ЭТОЙ действительности…

«Подвиг твой – притчею будет.» —«Дела мне нет до того.» —«Имя твое станут людиПревозносить сверх всего…» —«Не верю. Людская природа —Ценить только то, чего нет.И это позволит их родуВо тьме зажечь собственный свет!»Он, мертвый, ведет живущихТуда, где горит огонь,Где нету нужды в ведущих,Где жизнь – в любой из сторон;Туда, где Закон, не грезы,И ночью правит, и днем…А что на глазах его – слезы,Так знает о том только он…

Плавным, перетекающим движением скользящего в траве аспида черный менестрель поднимается; пальцы его еще пробегают по струнам, однако мелодия становится тише, слов же и вовсе нет.

Наваждение медленно проходит; а когда оно исчезает окончательно – с ним исчезает и менестрель.

И лишь через несколько минут хозяин постоялого двора вспоминает, что этот певун так и не расплатился за ужин…