Валерий Иващенко - Цветные сны

Поначалу, конечно, не обошлось без эксцессов и даже конфронтации. Уж тролли и охотники знатные, и ухорезы, навели шороху сразу. Собралось нас тогда несколько мужиков. Старшим вызвался бывший бригадир Васильич из коксового цеха, когда-то в боевых пловцах обучавшийся. Я, пара молодых шахтёров, проходивших срочную отнюдь не в стройбате, ещё несколько ребят. Когдатошний военком из школы, одноногий майор, охотно откликавшийся на Маркелыча, почистил и подготовил нам оружие да по несколько автоматных рожков на рыло… ну и пошли мы, вразумили немного клыкастых.

Хоть и не сразу, но поняли те и уразумели всё. Ну да, ещё бы! Даже короткая очередь из надёжного калаша любого, самого заядлого еретика сразу делает православным атеистом. И между прочим, никакой НАТОвской дряни детского калибра – старый добрый семь-шестьдесят-две, который и рельс прошибёт, и бабу на скаку остановит. Между прочим, потом, когда уже замирились с клыкастыми – давали им на пробу пострелять. Но что характерно, ни одного выходца из иных миров наше оружие так и не послушалось. То перекос, то осечка, а то и вовсе заклинивало – ни разу тем пальнуть и не удалось…

Наконец, с глухим чпок! бешено извивающийся червь отлипает сосучкой от чего-то в голове Зиды и оказывается весь беспощадно намотанным на холодное железо. Я прижимаю клещи с добычей к асфальту, а другой рукой нашариваю в кармане зажигалку. Хоть и дрянная турецкая одноразовка, но огонь из неё настоящий, горячий – в несколько секунд тварь оказывается уничтоженной, ведь у неё тоже всё самое главное вот в этой, слегка трёхгранной и недобро поблёскивающей головке.

– Ух… эта… спасибо… – Зида осторожно ощупывает дыру под челюстью, через которую я извлёк червя-мозгоеда, а потом осторожно обмякает, когда я с натугой вытаскиваю из его башки изъеденный кислотной кровью арбалетный болт и освобождаю от пришпиленного состояния.

Ничего-ничего, регенерация и восстановление у троллей такие, что от зависти любая собака позеленеет! Только если разрывной пулей в голову, чтоб мозги по всей округе расплескало – да и то, если вдуматься, не гарантия…

– Шо с меня? – негромко и осторожно спрашивает он.

Я вижу, как от запоздалого страха трясутся когтистые лапы, а шкура из обычной небесно-голубой пошла грязными серыми пятнами. Да и его двое напарников, которых дедов табачок и химия живо извлекли на свет божий, смущённо переминаются рядом. Теперь я могу рассмотреть их уже спокойно и вблизи. Молодые охотники, которых старый ушлый Зида вывел на прогулку и обучение.

Между прочим, это у нас, людей, дети сызмальства отличаются любопытством, сообразительностью и интересом ко всему-превсему на свете. Да пожалуй, ещё у гоблинов, которым мэр наш от щедрот разрешил поселиться в развалинах комбината ЖБИ. А так, телом эти клыкасто-голубые вымахивают куда быстрее, чем разуменьицем. И до поры до времени с головой откровенно не дружат – вот и нужен присмотр кого из старших.

Я смотрю в блеклые глаза тролля и молча закуриваю цигарку, не спеша и наслаждаясь каждым движением. Меня только сейчас потихоньку отпускает и начинает потряхивать. Тролль тоже понемногу приходит в себя и следит за моими действиями с плохо прикрытой завистью, уж им таковое шаманское пускание дыма удаётся куда как плохо…

– Я не спрашивал, Зида, что тебе нужно было – я просто сделал, – выдыхаю я первую затяжку и сажусь на вывороченный, вставший дыбом бордюрный камень.

Ох и взгляд у этого злыдня – не хуже как бритва! Зачем только боги создали столько разумных в необозримой вселенной рас, – задумчиво и молча рассуждаю я. – И для чего они вдруг свели их вместе? Но как бы то ни было, тролли умом и сообразительностью оказались ничуть не хуже нас, людей. И довольно быстро усвоили не только язык, но даже переняли и нашу иной раз ох какую непростую манеру соображать…

– Понял, – Зида склоняет многодумную седую голову, а его когтистые пальцы зачем-то трогают валяющийся у моих ног, изъеденный кислотой арбалетный болт. – Я вчера на Холодную Балку в разведку ходил, наверняка там эту заразу и подцепил.

На замершие в сторонке, обгорелые и теперь уже совсем не страшные останки червя он боится даже смотреть. Равно как и его два оболтуса, здоровенные и мускулистые, вооружённые прорвой всякого холодного и метательного оружия.

У меня в кармане завалялось несколько барбарисок-сосучек, которыми я при встрече обычно угощаю сирот из заведения. Вовремя вспомнил! Вытаскиваю наощупь три штуки и протягиваю троллю – уж у тех губа не дура и насчёт сладкого. Зида прилежно заставляет неуклюжий молодняк развернуть обёртки, и лишь после этого дозволяет закинуть в рот вожделенное лакомство. Третью конфету он осторожно кладёт себе под язык меж клычков и некоторое время лишь причмокивает от удовольствия.

– Слышь, Зида – про рудный двор на бывшем меткомбинате слыхал чего?

Скрипуче-басовитый голос осторожно ответствует, что ничего такого. А я, с наслаждением смакуя последние, уже горьковатые затяжки догоревшей почти до фильтра сигареты, неспешно роняю, что туман там поднялся. Серебристый такой, словно налитая вода, нехороший. Тишина всё время стоит, чуть звенящая тоненько, если вслушаться. И ощущеньице такое, когда проходишь там, словно в спину тебе смотрит кто.

– Похоже, василиск там завёлся – но я никак выследить его не могу. Не умею бесшумно ходить – а он, паскуда, от малейшего шороха в тени уходит. Молодой ещё, но не приведи боги успеет вырасти и в силу войти…

Седые брови тролля взлетают на уже постепенно обретающий прежнюю голубизну лоб, а в голосе его слышится непритворное удивление.

– Шо? Та ну! – со с детства знакомыми мне донбасскими интонациями восклицает Зида и недоверчиво хмыкает.

Мой прогоревший окурок он бережно, словно величайшее лакомство (между прочим, так оно и есть) отправляет себе в рот и некоторое время хрумкает смесью барбариски с бычком, блаженно щурясь вверх. В глазах его странно мерцают тёмно-золотистые тучи, отныне заменяющие нам небо.

На той неделе он как-то обмолвился, что в его прежнем мире всё было почти как раньше у нас. Разве что зелени больше – и про людей никто слыхом не слыхивал, даже в дурном сне такая срань не привиделась бы. Но потом прилетело, закрутило-завьюжило на весь мир…

Они уже уходят, двое молодых охотников и ведущий их старый Зида. Через развалины аптеки, где ещё совсем недавно я беззаботно покупал памперсы для сына. Затем троица цвета полузабытой уже небесной синевы мелькает меж обрушившимся зданием банка и оптовым магазином. А дальше немного мусора на месте рабочего квартала, за которым до сих пор величественно возвышается покосившаяся, оплывшая словно подтаявшая свеча, но так и не обрушившаяся домна.