Александр Зорич - Повесть о юном королевиче Зигфриде, варваре Конане, вещем драконе Фафнире и мудром карлике Альбрихе

И главное: скоро речушка его жизни найдет себе новое привольное русло – какое именно, укажет прорицание Фафнира. Без драконьего совета никак не понятно было Зигфриду, куда течь.

Хоть и был он сыном короля, но все-таки сыном младшим. И по законам наследования батавов, все отцовское имущество, его земли и трон отходили к Атаульфу (Конан называл Атаульфа «редкой сволочью», Зигфрид хоть и возражал для виду, но внутренне был с киммерийцем согласен.) Общественный уклад предоставлял Зигфриду некоторое количество достойных альтернатив – например, можно было стать епископом (Конан говорил «жрецом») или, допустим, друидом, можно – звездочетом, воином. Проблема была в том, что вариантов существовало чересчур много. Причем все они нравились энергичному и любознательному Зигфриду приблизительно в равной и достаточно высокой степени.

О мудрости и прозорливости Фафнира соотечественники Зигфрида были самого преувеличенного мнения. «Вот он пусть и решит…»

Два года назад Зигфрид уже ходил к Фафниру вместе с отцом. Батюшка алкали универсальных геополитических советов, чтобы и рыбку съесть, и с франками не рассориться. Королевичу было велено запоминать дорогу. Он послушался, благодаря чему теперь мог исполнять обязанности проводника (неко-торые тропы он запомнил прямо-таки фотографически). Однако в святая святых, в пещеру, закрытую хитроумной механической дверью, где, собственно, и жил Фафнир, Зигфрида тогда не пустили. Возрастной ценз.

Сопровождая благожелательно-рассеянными кивками очередные излияния киммерийца, Зигфрид предавался опасениям: а вдруг он не сумеет справиться с механизмом двери? Королевич смутно помнил, что там должен быть какой-то ключ, а плюс к тому – еще и рычаг, который приведет в действие особую машину, созданную некогда знаменитым кузнецом Регином. Вода изольется из одного резервуара в другой, сила потока оживит приводной механизм, и дверь-великанша отворится.

Однако опасения оказались напрасными.

Дверь легко поддалась, Зигфрид и Конан вошли.

В пещере оказалось душно, запашно, жарко и даже светло – последнее обстоятельство обеспечивали мириады самоцветов, светящих, в полном соответствии со своим названием, самостоятельно – ими были густо усеяны стены. При виде этого великолепия Зигфрид едва сдержал вопль восторга. А вот духота, запахи и беспорядок оставили Зигфрида равнодушным. Откровенно говоря, в его горнице было немногим опрятнее. Жара даже порадовала – как ни храбрись он перед Конаном, как ни выставляй себя закаленным ледовитыми ветрами северянином, а за последний, особенно высокогорный день он промерз до мозга костей.

Зигфрид искоса посмотрел на Конана – тот сверкнул ответной улыбкой. Знать, тоже радовался теплу, свету, безопасности.

Да-да, Зигфрид чувствовал себя в полной безопасности. Для него Фафнир был чем-то вроде доброго прапрадедушки народа батавов, его народа – он существовал всегда, как небо и море, он все знает, он не допустит дурного и окажет содействие доброму.

Улыбка Конана успокоила Зигфрида – он хорошо помнил, как злился и возмущался киммериец давеча, когда Зигфрид отдал его меч вместе со своим на сохранение священному ясеню – оба клинка тотчас намертво вросли в его древесную плоть.

Там, возле ясеня, Зигфрид добрых два часа успокаивал беснующегося варвара (тот пытался вырвать свой клинок из плена; разумеется, безрезультатно). Объяснял, что к дракону нельзя с оружием. Такая, мол, традиция, иначе не примет и даже не покажется.

Тогда Конан вроде бы поверил и успокоился – мол, нельзя так нельзя. Будь Зигфрид повнимательней, он бы заметил, что помимо собственно меча Конан-киммериец всегда носил с собой кинжал.

Там, где ход разветвлялся на два коридора, пути Зигфрида и Конана разошлись. Вниманием киммерийца завладела статуя лежащего Фафнира, изваянная самим драконом из горного хрусталя при помощи когтей и зубов. Статуя стояла посреди просторного зала.

Зигфрид же вдруг явственно понял, как будто даже услышал каким-то потайным слухом – ему налево.

Он по-прежнему не испытывал страха, лишь нечто вроде ледяной щекотки в подвздошье, так однажды было с ним в церкви на Пасху и дважды, когда он смотрел исподтишка на купальщиц, затаившись в зарослях на берегу.

Соседний зал был освещен кое-как, зато там пахло… зелеными яблоками. Королевич остановился возле очередной хрустальной скульптуры – это было раскидистое дерево – и с придирчивостью дилетанта принялся ее разглядывать.

– Над этим изваянием я трудился столько же лет, сколько тебе от роду, – услышал Зигфрид.

– Кто со мной говорит? – спросил Зигфрид. Его голос дрожал.

– Кто-кто… скульптор, – мрачновато хохотнул дракон. – Задавай свой вопрос, малолетний сын Зигмунда. Да побыстрее. Меня ждет творчество.

– Хочу знать, какое… будущее… я могу выбрать, – сказал королевич. По непонятной причине его волнение все нарастало.

С минуту дракон молчал. В воцарившейся тишине Зигфрид будто бы расслышал какие-то звуки (яростные пререканья?), доносившиеся из отнорка, где он оставил своего буйного спутника. «И с кем он там бранится? Сам с собой?!»

Тревожно мигнули самоцветы. Зигфрид лихорадочно перебирал в уме все, что слышал от людей, удостаивавшихся драконьей аудиенции, – да-да, сказывали и про хрустальные статуи, раскиданные по подземному обиталищу, и про чудо-светильники, и про ложные запахи, упоминали даже странноватую манеру Фафнира подшучивать над посетителями и его нелепые проделки… «Может, как раз сейчас он готовится надо мной… подшутить?»

Однако дракон уже сменил глумливый тон на безразлично-деловой и принялся отвечать. Зигфрид заметил, что теперь вещий голос доносился откуда-то из кроны скульптурного дерева, словно дракон, обратившись синицей, глаголил из дупла.

– Тебя ждет судьба Ловца, королевич, – отчеканил Фафнир. – Так написано в книге жизни. Глава двести тысяч восемьдесят шестая, раздел три, второй абзац.

– Кого? Кого судьба?

– Ловца.

– Зверей?

– Для зверей ты слишком высокороден, королевич. Вот послушай же. Король – Ловец Власти, воин – Ловец Отваги. Маг – Ловец Стихий, судья – Ловец Справедливости…

– Понимаю, – сказал Зигфрид, хотя в действительности мало что понимал из-за волнения.

– Но не всяким Ловцом ты можешь стать. Ой не всяким… Так… Читаем… Ты можешь стать Ловцом Справедливости…

– Что для этого я должен сделать? – робко проблеял Зигфрид.

– Дабы стать Ловцом Справедливости, иди в Сирмий, ко двору царя гуннов Атли. Галлоримляне брешут о нем, как псы: он-де людоед, дикарь, животное. Правда же их слов лишь там, где называют они Атли Бичом Божиим. Но в том и справедливость, – говорил дракон, исподволь ускоряя темп речи. – Риторов и легистов Галлии забрал Атли силой. Академики Греции и гностики Азии идут к Атли самовольно, ценя его просвещенное правосудие и стоическую умеренность. Великолепие гуннского двора прирастает лучшими умами рассветной стороны. Найдешь в Сирмии неоплатоника Валентиниана, некогда семь лет пробывшего в плену у свевов. Сможешь с ним объясниться – будешь учить справедливость по Кун Цзы и Катону. Станешь судьей над гуннами и федератами, поедешь в Равенну и Константинополь. Но домой ты уже не вернешься… Хочешь?