Наталья Игнатова - Причастие мёртвых

Он расстрелял Чеваса на лету. Двенадцать пуль в голову. Всё как рассказывали, так он и убивает вампиров: сначала пули в голову, потом нож в сердце, а потом — огонь.

Неспособный пошевелиться, Чевас мешком свалился на землю, тело отдалось болью, не настоящей, но, madre, до чего же сильной! Последнее, о чем он взмолился богу, в которого не верил, это о том, чтобы все стало неправдой, чтоб Бешеный Пес исчез, чтоб его не было! Пожалуйста, Господи, пусть его не будет!!!

И Пса не стало.

Он исчез вместе со своими пистолетами, своим плащом и дурацкими черными очками. Хотя… нет. Очки остались валяться на земле. Чевас видел их краем глаза.

Надо пережечь кровь, чтоб исцелить раны, найти кого-нибудь, кого можно очень быстро съесть, кого-нибудь, кого не хватятся или хватятся не сразу. И надо забрать очки. Это трофей. Puta madre, настоящий трофей! Бешеного Пса больше нет! Об этом никому нельзя говорить, очки никому нельзя показывать, но его больше нет, и это главное!

Эрте сказал ждать на Рейлинплац, там, где открываются порталы. Как всегда, ничего не объяснил. И понятно было бы, если б он выделывался своим даром провидца, напускал туману, чтоб выглядеть значительней, так ведь нет, ему это не надо. Он просто так ничего не объясняет, не считает нужным, и все. Может, снисходи он до объяснений, они бы меньше ссорились. А может, и нет. Нелюбовь к приемному отцу тлела, как угли, иногда разгораясь до ненависти, но чаще, как сейчас, мерцала привычным глухим раздражением. Ну его к акулам! Мартин встретит, кого там надо встретить, потом сдаст Эрте с рук на руки, и дальше не его забота.

По другую сторону фонтана на мостовой засветился радужный круг, как масляное пятно на воде. Еще шесть секунд… Мартин выкинул сигарету в урну, встал, скрытый от портала подсвеченными водяными струями, машинально начал обратный отсчет. Радужные переливы становились все ярче. На шестой секунде круг вспыхнул так, что пришлось прищуриться, и погас. На площади у фонтана остался человек. Тощий подросток, белоголовый, как одуванчик.

Зачем Эрте могло понадобиться это чучело?

Ладно, надо дать ему осмотреться. Сейчас он злится или испуган. Через пару минут начнет удивляться, тогда можно будет подойти. А там всё как у психологов: отрицание, гнев, торги, депрессия, принятие. Скукота! Все выпортоши поначалу одинаковые.

— Долбаные феи! — услышал Мартин сквозь шум воды, — сраные, мать вашу, цветочные ублюдки, дюймовочки поиметые…

То, что новичок ругался как извозчик или автослесарь, это бы еще ничего, Эрте и не обещал приличного человека, Эрте, собственно, вообще ничего не обещал. Но то, что ругательства время от времени прорывались самым настоящим рыком, тяжелым, низким и непонятно где помещавшимся в этом недомерке, это было… это отчасти объясняло, в чем интерес. Новенький — нелюдь, нелюди бывают полезны. Но не до такой же степени, чтоб отправлять Мартина лично их встречать.

Взяв, наконец, на себя труд взглянуть на блондина повнимательнее, Мартин озадачился снова. Тот был мертвым. Или не-мертвым. Словом, из всех нелюдей, которых Хаос и судьба закидывали на Тарвуд, Эрте умудрился выбрать самый скучный и бессмысленный вариант — упыря. Днем бесполезен, ночью ограниченно функционален, тем же феям в подметки не годится, да еще и неконтролируем, пока не поест досыта. Ну… мит перз[5]. Эрте достал уже со своими закидонами.

Однако, поскольку достал его Эрте уже давным-давно, а новенький был не виноват ни в этом, ни в том, что оказался на Тарвуде, надо было объяснить ему, что произошло, куда он попал — встретить, в общем, по доброй тарвудской традиции.

Мартин обошел фонтан, оказался с пришельцем лицом к лицу и словно натолкнулся на синий, пронзительный, яростный взгляд. Подведенные расплывшейся черной краской глаза новичка, — штезаль[6], да он и правда совсем пацан, ему же и двадцати не исполнилось! — казались ненормально яркими. Не сапфиры даже, какая-то дикая, светящаяся ляпис-лазурь. Днем это, наверное, еще ничего смотрится, но ночью в дрожь бросает. Ночью цвет глаз должен быть не виден. Синие, карие, зеленые — в темноте все они кажутся черными.

В состоянии легкой ошарашенности Мартин едва не спросил новичка, зачем тот злоупотребляет спайсом. Но включил все-таки мозг — незачем злить и без того злющего упыря — и сказал:

— Привет, я Мартин. Мне тебя велено встретить и отвести. Ты вампир, так?

— Типа того, — отозвался парень, голос у него оказался низкий и чистый, — вампир, но дружелюбный.

— Угу, — Мартин вздохнул, — дружелюбный. Я вижу.

То ли он привык, то ли глаза перестали быть такими яркими, но теперь на новичка можно было смотреть не передергиваясь. Совсем мальчик, не то что двадцати, а даже и восемнадцати еще нет, пожалуй. Смешной. Сколько у него сережек в ушах? Штук по двадцать в каждом, похоже. И колец на пальцах столько же. Юный панк, очень грозный и очень злой. Тарвудский портал штука недружелюбная, прежде чем выплюнуть очередную жертву сюда, на Рейлинплац, он мотает ее внутри себя, как в миксере. Этому еще повезло, что на нем плащ из толстой кожи, почти доспехи. Был бы в какой-нибудь джинсе или в шелках, как многие, выпал бы сюда в лохмотьях. Пришлось бы, чего доброго, еще и шмотки ему покупать. Эрте, мит перз…

Впрочем, Мартину уже и самому было интересно.

— Я Заноза, — сообщил упырь и посмотрел в затянутое тучами небо. — А что, звезд нет? Это то место, где небо белое и солнца не бывает?

— Солнце здесь бывает, и еще как, и небо синее. Просто сейчас ночь и облачно.

— Ага. Значит, чертовы феи меня не прикончили, а только куда-то выкинули. И куда? Где я? Какой это город? Или страна? Блин, говоришь-то ты по-английски, но я акцент разобрать не могу.

Он знал про Ифэренн. Все интереснее и интереснее. Кто из упырей знает о нем? Маги какие-нибудь, ученые, мистики, но не припанкованные же пацаны с расплывшейся вокруг глаз подводкой.

— Не спеши, — сказал Мартин, — это не страна и не город. Ты на Тарвуде, на острове посреди Хаоса. И говорю я по-итальянски, но у Тарвуда есть такая особенность: здесь все понимают всех.

— Глоссолалия, — буркнул Заноза. — Пятидесятники не ошиблись насчет чуда, но промазали планетой. Про остров в Хаосе херня какая-то. Типа, это что, единственный кусочек порядка посреди бардака? Не бывает такого, — он мрачно огляделся, и, кажется, вид ярко освещенной цветными фонарями площади, витрин уютных кафе, в этот час почти пустых, разноцветных струй фонтана, омывающих ледяную статую приподнявшейся на цыпочки юной девушки — словом, вся красивая и мирная картинка ночного Тарвуда не доставила ему радости. — Не бывает, потому что хаос повсюду, — подытожил упырь.