Татьяна Лайка - Дезертир

И все из-за чего?! Бабки он испугался!

Трус. Да, Иер едва ли ни с пеленок получил это прозвище, от которого, впрочем, никогда не открещивался. Вопреки всем его недостаткам, юноша смотрел правде в глаза, даже не пытаясь их отвести.

Трус… А что ему оставалось делать?

— Подь, крыжовника плетенку принеси, — проскрипела бабка, всучив внуку корзинку. — Сам знаешь, где набрать. И чтоб вернулся не позже захода солнца! Понял?

«Старая курица!» — выругался про себя парень, но взял тару и молча выскользнул из избы.

Ни мать, ни отца Иер уже и не помнил, хотя когда их сморила какая-то зараза, ему было добрых три года. С тех пор он так и жил с бабкой, частенько ловя себя на том, что не помнит даже ее имени.

Единственный ребенок в семье (ай-яй-яй, стыд и срам, где такое видано!), он сразу же стал отщепенцем в толпе одногодок. Казалось, даже родная бабуля, по привычке ласково именуемая Иером не иначе как «старая курица», мечтала, дабы внук в один прекрасный момент провалился сквозь землю и перестал «трепать ее и так расшатанные нервы» и «мозолить и так щиплющие глаза». Соседка поначалу, пока Иер был маленьким, испытывала к нему искреннюю жалость, но стоило мальцу чуть подрасти, как все ее чувства улетучились, словно дым от погасшей лучины.

И теперь даже просто пройти по улице грозило Иеру побоями. Честно говоря, никто уже и не помнил, как, когда и почему этот щуплый парнишка стал для местной ребятни врагом номер один. Даже сам Иер.

Именно поэтому он сейчас пробирался через огород, желая одного — очутиться у кустов крыжовника, не привлекая внимания. Его бы воля, так вообще никуда бы не пошел. Но нарваться на «Черных псов» — это одно, а получить по седьмое число от бабки — другое. От бабки в лес не убежишь, все равно потом возвратишься и тогда уж точно неделю ни сесть, ни встать не сможешь.

Корзинка была наполнена уже почти доверху, когда за спиной Иер услышал крик. Парень автоматически оглянулся на голос, еще даже не осознавая, что звали его самого.

— Иер! — крикнула вбегающая на пригорок девчонка, чем окончательно вывела юношу из оцепенения. — Иеееер!..

Парень поднялся с присядок в полный рост, пытаясь с расстояния опознать движущийся в его сторону объект, знающий его имя. Местные давным-давно позабыли, как звать внука бабы Мараньи, делая вид, будто бы Трусом он был наречен отцом с матерью с самого крещения.

— Чего орешь? — грубо поинтересовался юноша, когда отчего-то зареванная девушка подбежала на достаточно близкое расстояние.

Иер успел удивиться тому, что знает ее, прежде чем заметил бегущих по следу «псов». Свора еще только начала взбираться на пригорок, но юноша уже схватил корзинку и нырнул во тьму Горгульего Гнезда, уверенный, что молодым людям нужна именно баба, а не он.

— А я? — надрывно плача, проблеяла за спиной девка, тоже пускаясь в бегство за Иером.

«И не испугалась же!» — со злостью оглянулся юноша, даже и не думая останавливаться, хотя и не переходя на бег (зачем, все равно ни один из деревенской своры не посмеет сунуться в лес даже за юбкой).

Дочка деревенского лавочника — Лялюня. Статная, красивая девка, с черной косою до пояса и огромными карими глазами. Богатенький папаша (опять же по деревенским меркам) не отказывал дочери ни в чем и Ляля всегда ходила по улицам в шикарных сарафанах, вызывая завистливые взгляды подруг и жадные — парней.

Первая красавица на деревне — так о ней говорили.

Она сумела догнать Иера лишь тогда, когда тот остановился и сел на поваленное бревно (пней здесь отродясь не водилось). Толи устал, толи решил подождать ее, подумала Ляля, впрочем, быстро отвергла обе версии.

Стоять перед парнем, как рабыня пред грозными очами своего господина, она не собиралась. Не будь скромнягой, Ляля умостилась на бревне и, сложив руки на груди, гордо осмотрелась. Еще пару минут назад ей было совершенно все равно, куда бежать, лишь бы уберечься от толпы опьяненных предвкушением плотских утех молодых людей, зато сейчас девушка в полной мере осознала весь ужас своего местопребывания.

Горгулье Гнездо, давеча казавшееся ей едва ли не страшнее преисподней, открылось во всей красе: скрюченные высохшие деревья; плотная неровная земля под упругим покрывалом бурых листьев; серое небо, застланное тяжелыми, разбухшими от воды тучами… Последнего Лялька испугалась больше всего: она точно помнила, что вне леса погода стояла отличная.

«И это притом, что сейчас только конец лета» — про себя подумала дочка лавочника и съежилась сильнее. Весь гонор улетучился моментально, сменившись невыразимым ужасом, заставляющим цепенеть при каждом шорохе. Дабы хоть как-то прийти в себя, Лялька решилась заговорить с Иером.

— Там от государя приехали, — незнамо зачем, тихо произнесла девушка, утирая рукавом сорочки, вышитым цветными нитками и бисером, остатки влаги на щеках. — Рекрутов набирают.

— Знаю.

Еще бы не знать, когда сию новость рты всех хоть сколь-нибудь уважающих себя сплетниц обсасывают уже почти неделю!

— Дерза и его свору уже зачислили… — Ляля подобрала сухую веточку, от волнения завертев ее в тонких пальчиках. — А ты чего не идешь?

— То-то они за тобою гнались, — проигнорировал последний вопрос девушки Иер. — Ты бы хоть сарафан поскромнее напялила, а то…

Глаза юноши невольно уткнулись в упругую грудь, которую теснота лифа заставляла едва ли не вываливаться (что, наверное, и произошло бы, кабы не сорочка). Неудивительно, что «псы» решили провести последнюю ночь в деревне именно с Лялюней. Ну да, а что им станет? Так, попользуются нежным женским телом, а назавтра их уже и в селении не будет.

Девушка смущенно закрыла упрямо выпирающие округлости руками.

— Там ведь драться научат, — попыталась вернуть Ляля разговор в прежнее русло. — А еще одежда, еда и кровать — все за счет государя.

Иер хмыкнул, выражая свое мнение.

— Скажи еще и коня боевого дадут.

— А что? — вспыхнула девка. — А может и дадут! Это ж все добровольно, на казенные деньги устроено. Или тебе лучше пахать в поле, нежели махать мечом в сече?!

Юноша не спорил. Конечно, «махать мечом в сече», а еще лучше сложить в этой же самой сече голову — самое почетное, что вообще может случиться с простым деревенским увальнем.

Но не для Иера, не для него.

— Знаю я ихнее «добровольно»…

Из раза в раз, из года в год «добровольно» означало «принудительно». В регулярной армии катастрофически не хватало воинов — это знал каждый ребенок. И правильно, а что там делать? Одежда — тряпье, оружие — тупая железяка, еда — как в тюрьме, а доспехи — их вообще не давали. Не говоря уже о мизерном денежном довольствии.