Надежда Журавлева - Огни на болоте

А людей было много. Они бегали вокруг, что-то кричали и размахивали холодными светящимися кристаллами и оружием. На него смотрели, но почему-то никто даже не пытался нападать. Боялись? Сомнительно.

Огонь приближался.

Еще одна лестница, несколько длинных коридоров, поворот, маленькая комната, заставленная деревянными и железными приспособлениями. От них пахло кровью, но уже давно остывшей и оттого непригодной. Он не стал задерживаться, чтобы обозреть эту комнату получше. Наконец, лестница, приступ темноты, дверь — и он увидел огонь воочию.

Костер, большой и яркий, горел посреди небольшой площади, по бокам которой возвышались темные стены. Вокруг огня суетились люди, пока не замечая его. То и дело они бросали в пламя что-то новое: мебель, разукрашенные полотна (кажется, "гобелены"), книги… Пламя мгновенно вцеплялось в новую пищу, радуясь ей, как ребенок сладостям.

Вновь накатила темнота, но на этот раз посреди мрака распустился прекрасный цветок, обещающий жизнь и радость.

Когда темнота отступила, оставив после себя холод, он поднялся и медленно пополз к костру. Тело стало еще непослушнее, еще тяжелее; на каждое движение приходилось тратить слишком много сил, а их и так осталось совсем мало. Если бы люди вдруг решили напасть, он не смог бы защититься.

Но они не нападали, хотя давно заметили его. Кто-то занес копье, чей наконечник в свете огня казался выкованным из меди, но этого человека тут же схватили за руки и оттащили прочь. Копье тихо звякнуло о землю. Это ничтожное наблюдение стоило ему последних сил. Лапы подкосились, и тяжелое тело упало на булыжники в двух шагах от костра.

Камни были теплыми.

Некоторое время он лежал в медленно растущей луже, чувствуя, как остывают камни, отдавая тепло его пропитанному холодом телу. Вода, сочащаяся из кожи, оставалась ледяной.

Тепло камней придало сил, он смог сделать последние два шага. И вновь упал, но на этот раз — в костер. Пламя тут же вцепилось в морду — единственное место, откуда не сочилась вода, — облизало ее нежно и радостно, ласкалось, как он сам, бывало, ласкался…

К кому?

Откуда это воспоминание о тепле и ласке, о знаменах и сильных руках, обещающих вечную защиту и помощь? И почему ему не помогли сейчас? Или этого вообще никогда не было?

Неважно. Главное, что здесь есть этот прекрасный горячий огонь, а все остальное совсем неважно.

Он поглощал пламя жадно, разом забирая огромные порции энергии. Несмотря на это, кожа оставалась холодной, серой и бугристой, совсем не похожей на ту, что была раньше. А он продолжал питаться, рыча от удовольствия и чувствуя, как рассыпаются под лапами книги и драгоценные гобелены.

Надо остановиться.

Огонь погаснет, если забрать слишком много энергии.

Слишком много сил, с которыми не удастся справиться. Тело еще слишком слабо для таких огромных порций.

Последний язычок пламени лизнул лапу и погас, задушенный водой и холодом, а он остался лежать, время от времени вздрагивая. А потом серые веки шевельнулись в давно забытом движении и сомкнулись. Впервые за время плена он погрузился в обычный сон, ничуть не похожий на накатывающую темноту. И в этом сне было то, что он никак не мог вспомнить, а, проснувшись, забудет.

Он еще не вспомнил своего имени, но обязательно узнает его.

Он поймет, что тревожило его все время плена, нарушая апатию и оттягивая время окончательного забвения. И выполнит это.

Обязательно.

Молодой воин прицелился было из арбалета, но был остановлен рукой командира.

— Не надо, Къес, — сказал тот, отводя арбалет в сторону. Невольно они перевели взгляд на костер и на лежащее в пепле создание, уродливое и жалкое. — Он впервые за столько времени — может быть, тысячу лет! — обрел свободу. Как и мы. Сегодня он наш брат, и мы не станем убивать брата, который и без того умирает. Пусть он живет… на свободе. Пока что. Но лучше все-таки свяжите его…

К утру угасли последние языки пламени — жалкий результат попыток уничтожить здание. Туман, такой же серый, как и стены, неторопливо задушил огонь, даже не заметив его, а то, что не увидел он, прикончил этот пепельный монстр.

Стоящий у пролома в стене мужчина покосился на мутные очертания кострища и сплюнул. Это все взявшие оружие крестьяне, которым надо уничтожить даже малейшее напоминание о власти. Обнаружили комнату здешнего офицера, явно страдавшего любовью к роскоши — и в огонь все, в огонь! Пусть горят гобелены, ткани и картины, которые можно было бы продать за приличную сумму — не свое, не жалко! И плевать им, что денег, чтобы купить хотя бы оружие, нет, что о продовольствии тоже надо заботиться, ведь они думают только о долгожданной свободе!

Человек в потрепанном, явно пережившем не один бой, облачении сержанта имперской армии вновь сплюнул. Комочек слюны пропал в тумане, не пролетев и половины метра. Возможно, это и было иллюзией, но мужчина явственно услышал довольное урчание, которое не мог издавать никто, кроме колышущегося серого марева. Подул ветер, играя клочьями тумана, и закружил вокруг крохотный серый водоворот.

— Капитан Глард!

Он выругался: из-за тумана он услышал солдата, лишь когда тот подошел почти вплотную, а увидел еще позже. Радовало лишь то, что воины наместника, будь они хоть из "львиного народа", обязательно испытали бы точно такие же проблемы. Это только у местных жителей глаза приспособлены к туману, а остальные вынуждены тыкаться из стороны в сторону, как слепые котята. Темнореченская кровь проявлялась лишь у чистокровных. Еще больше раздражало присвоенное ему звание, неправильное и подлое. Капитан, Тьма дери! И плевать, что на форме сержантские нашивки — в них все равно никто не разбирается.

— Капитан Глард! Разрешите обратиться! — солдат, еще совсем мальчишка, которому едва ли исполнилось шестнадцать, старательно отдал честь.

— Что, Къес? — устало спросил Глард, продолжая рассматривать здание.

— Капрал Шиорка спрашивает, что делать с этим чудищем, которого капрал Югап велел не убивать!

— Какое еще чудище, Тьма его возьми?.. а, вспомнил. — Глард поморщился и потер лоб. Давящая на сознание тяжесть не исчезла, но немного ослабла, перестав смешивать мысли. — Пошли, взгляну на него. Да, как на самом деле выразился Шиорка?

Солдатик растерялся и ответил не сразу.

— М-м… Он сказал: "Эй, малый, перестань ковыряться там и приведи этого…" ну…"…командира"

— И что значит "ну"?

Мальчишка замялся и отвел взгляд бледных, словно выцветших глаз. На сероватых щеках вспыхнули пятна румянца.

— Ну… ну вы сами понимаете…

— Понимаю.