Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

Однако Олли и Пит были посвящены в земные дела загробного паромщика. Брю выполнял особое задание Объединенного Совета. Лучше него никто не мог проследить за перемещениями морков. А они в последнее время снова зашевелились.

Небольшие отряды морков, рыскавшие по освободившимся от воды землям, уже два раза атаковали поселения-заставы. И оба раза, во время нападения, словно из-под земли вырастали воины Коалиции. Морки никак не могли сообразить, откуда появляются пограничники. Поэтому, впервые увидев среди противника хойбов, решили, что это все из-за них, что эти существа — шаманы. За каждого убитого шамана ханы объявили награду.

Самих ханов стало ровно в два раза меньше. Орда подчинялась теперь Мохроку и Глуту. Вернувшийся из-под стен Эред-Бегаса без Горха, без войска, но с неплохим хапосом, Зруюк, раздражал братьев все больше. Отмеченный чародейской молнией младший хан вконец ошалел. Ходил как-то боком, хватаясь за меч по поводу и без повода. Он срубил головы нескольким знатным угробанам и, наконец, добрался до ненавидевшего его Туркана, перерезав братцу глотку у него же в шатре. За что сразу поплатился — Мохрок и Глут убили его.

Олли сразу понял, что хороших новостей ждать не приходится.

— Фух, умаялся, — сказал Брю, усаживаясь рядом с Виндибуром.

— Ты еще скажи «взопрел»! — хохотнул Пит. — Ты же бестелесный!

— Олли, морки украли дверь в Задоле! — продолжал призрак паромщика, не обращая внимания на шуточки бравого адмирала.

— Как это украли? — не понял Виндибур.

— А вот так, хрястни их гроб. Нашли, свалили, унесли. Не выдержала она их вредоносности.

— Невероятно. Осечка какая-то. Но там же вокруг переселенцы живут!

Брю вздохнул.

— Нет там больше поселения. Разорили и сожгли. Пограничники туда не успели — упертый угробанами вход не дает. Морки думают, что дверь приблизит их к хапосу, и тащат ее в стан Мохрока. Сейчас наши отправляются на восемнадцатый переход, на перехват.

— А что, морки в дверь пытались входить? — спросил Питти.

— Еще бы! Они туда, а она их выплевывает. Двери они явно не нравятся. Так и летали по всей округе. Несколько шей свернули, пока не надоело. Теперь тащат ее к ханским шаманам, думают, поможет.

Олли озабоченно посмотрел на Брю.

— А откуда они знают, для чего служит дверь?

— Я видел, как угробаны тащили какой-то тюк — наверное, пленного. Закатали бедолагу и к хану несут, морской еж ему в глотку. От «языка» могли правды добиться.

— Скорее на восемнадцатый переход! — Виндибур встал, дожевывая и допивая обед. — Питти, потом дожуешь. Отправляемся. Спасибо Брю!

Только друзья вышли из таверны, на дороге показался отряд пограничников, возглавляемых Рыжим Эрлом. Они направлялись к ближайшему волшебному входу.

— Что-то маловато вас, — сказал Олли, поровнявшись с Эрлом.

— Брю говорил, что угробанов всего около тридцати.

— Больше я не видел, — поддакнул паромщик.

По расчетам, морки должны были появиться в районе восемнадцатого перехода через пару часов.

Пограничники скорее услышали, чем увидели морков.

Два десятка угробанов тащили здоровенную хрустальную дверь. Еще десяток был на подмене. Огромноносый вожак подбадривал бегущих, монотонно выкаркивая команды.

Рыжий Эрл глядел из-под руки на приближающегося врага.

— Морки еле прут ее. А вон и тюк, про который призрак говорил. Интересно, как они ее не потеряли, ведь дверь должна была пропасть…

Другой пограничник посмотрел на противоположный склон лощины.

— Адмирал знак подает. Они готовы.

— Ну что ж, тогда как поравняются с нами, атакуем.

Но в этот момент дверь, сверкнув внутренним светом, испарилась. Угробаны застыли в недоумении, озираясь по сторонам, а их вожак в гневе затопал ногами и, извергая ругательства, стал пихать ногами тюк. Внутри кто-то попискивал.

— Ну все, даю сигнал, а то этот тыквоносый его убьет, — сказал Эрл и поднял вверх меч. Закаленная гномьими мастерами сталь блеснула на солнце.

Один из озиравшихся угробанов заметил вспышку на склоне и вскрикнул. В это время прогремел выстрел, потом второй. Вожак с дырою в башке рухнул на землю. Морки, взвыв, обернулись и повыхватывали кривые мечи. Из-за камней противоположного склона на них с криком «Чертополох!» выскочило четыре десятка «морских псов». Впереди, размахивая абордажными саблями, бежали два невысоклика, один в шляпе с перьями, а другой в золоченой кирасе и алом плаще за спиной.

Не успели угробаны, ошарашенные гибелью предводителя, опомниться, как им в спину ударили пограничники. Морки заметались, пытаясь разделиться, но без вожака у них ничего не получилось. Вскоре почти все были убиты. Только последние пятеро остервенело набросились на Репейника, горя желанием расквитаться за «тыквоносого» и тем самым вернуть свои черные души.

Неуязвимый маленький адмирал рубился как лев. Если бы не волшебный медальон, то Пита давно покрошили в капусту, а так морки, ничего не понимая, падали один за другим.

Когда все было кончено, кожанная куртка Репейника напоминала решето с бахромой. При этом сам Пит не получил ни одной царапины, только кучу мелких синяков.

— Я уже к ним привыкать стал, — посетовал он. — А куртку уже третью меняю — даже запасную ношу с собой, на всякий случай.

— Усмариловую? — поинтересовался Олли.

— Обижаешь, — гордо ответил Пит, — натуральную.

Виндибур что-то хотел сказать, но не успел.

Воздух вздрогнул. В ту же секунду адмирал Эль-Бурегасского флота, словно крокетный мяч, отлетел примерно туда же, откуда начинал атаку. В том месте, где он находился, прямо перед носом Олли возникла дверь. Она стояла так близко, что лицо ощущало прохладу хрустальной поверхности.

«Фу ты, как я мог про нее забыть!» — подумал невысоклик, осторожно поворачивая голову влево и боясь увидеть что-нибудь страшное.

Но ничего особенного, кроме ног, торчащих из щели между камнями, он не увидел. Сначала дернулась одна нога, потом шевельнулась вторая. Потом раздался крик. Питти никак не мог вылезти из трещины. Он застрял, как застревает топор в колоде.

— Вытащите меня! — орал Репейник, дрыгая ногами.

Виндибур что есть сил потянул Пита на себя. Тот застрял так крепко, что не мог даже повернуться. Тогда на выручку подоспели хойбы. Вчетвером гораздо лучше выдергивать адмиралов из каменных трещин. Репейник с хрустом и скрежетом был освобожден. Кожаная куртка теперь и вовсе напоминала разворошенное воронье гнездо, причем один из рукавов остался в трещине.

Первое, что сказал по поводу произошедшего Пит, было старое невысокликовское ругательство. Звучало оно примерно так: «Пропади пропадом пропальная пропажа на тысячу лет». Затем капитан «Чертополоха» ощупал свою голову и глубокомысленно изрек: