Александр Гуров - Ученик некроманта. Мир без боли

Вернувшись на площадь, прорицательница отправилась в малый храм, в котором жили немногие сироты, обладавшие магическими способностями. В основном это были Видящие. Культ Симионы всегда славился умением находить людей с этим редким даром.

Малый храм располагался вдали от основного здания, в глуби сада, там, куда редко забегали пытливые ребятишки. Видящих скрывали от любопытных глаз, заставляли жить узкой общиной и воспитывали иначе, чем остальных. Когда дети подрастут, их выпустят в Большой мир. Но перед тем, как открыть ворота храма, наставники заклеймят юных адептов, выжгут на их плечах знак Гебо — крест, означавший, что цель жизни Видящего — бескорыстное служение людям.

Остановившись у двухэтажной деревянной постройки, отличавшейся от главного храма скромностью убранства, чрезмерным обилием святых ликов Симионы на фасаде и отсутствием окон, Вёльва на мгновение погрузилась в воспоминания. Плечо обожгло болью. Спина вспомнила удары розгами и батогами. В этих стенах доброта Симионы меркла в жестокости ее адептов. Да, сирот из малого храма воспитывали иначе, чем остальных ребятишек, считая, что боль, страдания и муки стимулируют видения, открывают тайные закрома великого Дара. Вёльва многократно пыталась развеять ошибочный миф, но даже ее авторитет безупречной прорицательницы не разжалобил суровых наставников — они не отказались от вековых традиций.

Нужную ей девочку, Вёльва разыскала в сером, запыленном помещении, в котором держали провинившихся. Прорицательница знала, в чем вина этой малышки — ее дар к предвидению был ничтожно мал и ничего из того, что напророчила Алиса, не сбылось.

— Тебе здесь страшно? Раньше я проводила в этой комнате много времени — она меня тоже пугала. Но все прошло. Теперь я не боюсь. И ты не бойся, дитя… — Вёльва ласково провела по спутанным смолянисто-черным кудрям девочки, дотронулась до подбородка, с легким усилием заставила Алису поднять лицо, посмотрела на нее: хорошенькая, чумазая, с черными, бездонными глазами, в которых не читалось ничего, кроме страха и безысходности. — Сегодня мы покинем храм, и больше никто тебя не обидит. Верь мне…

Маленькая, обиженная миром, Алиса так долго искала опоры, что без сомнений поверила в слова незнакомки, с радостью приняла долгожданное избавление. Молча обняла Видящую и тихо заплакала.

В открытые ставни золотыми щупальцами вползли лучи солнца. Заплясали на потолке игривыми зайчиками. Медленно опускаясь все ниже, достигли кровати и с любопытством уставились на старое, морщинистое лицо прорицательницы.

Вёльва раздраженно сощурилась, перевернулась на бок. Хотела вернуться к сновидениям, но знала, что сон безнадежно утерян. Она встала, умылась холодной водой из неглубокой миски, стоявшей на сундуке у кровати, и посмотрела на девочку, которая мирно спала, спрятавшись от слепящего, надоедливого солнца под покрывалом.

Уже две недели Вёльва путешествовала с Алисой, держа путь в Фиор — ближайший к границе с Хельхеймом город. Молчаливая, замкнутая девочка быстро раскрывалась. За этот короткий срок она уже прониклась к Видящей любовью и доверием. Вёльву даже пугали столь быстрые перемены. «Это ж как надо запугать ребенка, чтобы веселое и жизнерадостное дитя боялось всего и вся?» — думала она, с ужасом и неприязнью вспоминая собственное детство.

Вчера они долго разговаривали и уснули за полночь. Алиса рассказывала о матери, немногих сохранившихся о ней воспоминаниях, носивших отрывистый, сумбурный характер. В малом храме Симионы никто не внимал таким историям, даже дети смотрели друг на друга волками, не говоря уже об извергах-наставниках, которые никогда не упускали случая стимулировать видения розгами — девочка щебетала, как жаворонок, временами захлебывалась словами, не веря, что ее слушают. Вёльва слушала. И ждала случая, чтобы тоже поведать одну историю. Чужую историю — не свою. Но случая пока не представилось.

— Вставай, дитя мое, — разбудила она Алису, начиная собираться в дорогу.

— Уже утро? — сладко потягиваясь, пропищала из-под покрывала девочка и быстро сползла с кровати. — Я помогу! — Алиса бросилась к тюку прорицательницы. Вёльва улыбнулась, наблюдая за стараниями ученицы. Сердцем прорицательница чувствовала, что больше у нее не будет воспитанников, и радовалась последним минутам счастья.

Ночи сменялись днями, рассветы — закатами. Время бежало быстро, ускользало, как песок сквозь пальцы. Осень подходила к концу, все ближе подступали холода. Погода изменилась. Со стороны Хельхейма подули ледяные ветра — предвестники зимы. Птицы, кружась в небе черными, едва различимыми точками, собирались в косяки и улетали в поисках тепла. Мир засыпал.

Последние две недели Вёльва и ее ученица провели в Фиоре, в постоялом доме, принадлежавшем культу Симионы. Жили как дворяне — Алиса так считала. В их полное распоряжение предоставили целый этаж, где можно было забавляться, практиковать магию — делать все, что душе угодно. Алиса ничему не обучалась, но часто беседовала с наставницей, узнавала от нее много нового. В общении перенимала ее знания и во всем старалась подражать доброй, отзывчивой прорицательнице. Постепенно Алиса привыкла к новой, спокойной жизни и ужасы, которые она пережила в малом храме, казались ей не воспоминаниями, а полузабытым сном. К слову о снах… Единственное, что смущало девочку: теперь они ночевали с Матушкой в разных комнатах, и Алису донимали кошмары, предвещающие нечто злое, страшное. Утром видения уплывали из памяти, оставляя лишь тяжкий, липкий осадок на душе. И все было спокойно. Пока однажды, в ночной час, не случилось беды.

…Все вокруг было подернуто черной, непроницаемой дымкой, будто на землю спустилась густая безлунная ночь. Алиса стояла рядом с Матушкой, прижималась к ней всем телом и дрожала — то ли от испуга, то ли от жуткого холода. Из ниоткуда бесплотным призраком выплыл человеческий силуэт, держащий в руке искривленный, изогнутый, как змея, посох, и остановился перед Видящей и ее ученицей.

— Вёльва, ты же знала, что я приду. И осталась… — скрипнул неприятный голос. Его обладатель смотрел на прорицательницу из тени капюшона и внимательно следил за каждым движением Вёльвы, опасаясь, что она не захочет расставаться с жизнью без борьбы. — Или ты не боишься умереть?

Прорицательница исподлобья взглянула на незнакомца. Он скрыл свое худощавое тело под черным долгополым плащом, руки — под перчатками, плотно обтянувшими тонкие кисти. Казалось, будто он боится света, или же — людских глаз.

— Посланник Смерти… Меня ты не пощадишь. Что ж, я прожила долгую жизнь — и прожила не напрасно. Меня забирай, а малышку оставь. Ее час еще не пробил.