Лэйна Джеймс - Книга камней

— Поздновато для музыки, миледи, — произнес посланник. — И холодновато.

— Мне надоела пустопорожняя болтовня, — резко ответила Сандаал, поглаживая длинными пальцами блестящее черное дерево мандолины.

Ее распущенные волосы цвета вороньего крыла спадали ниже талии, а темные глаза таинственно светились в пламени костра. Женщины вообще были загадкой для Великого посланника, но Сандаал Д'Лелан он совсем не мог понять. Она была тревожно-красива, высока, но тонка в кости, почти хрупка, и все же в ней чувствовалась невероятная для ее возраста сила и смышленость. Когда-нибудь выйдет замуж за какого-нибудь богатого дворянина и станет важной персоной. Но сейчас она была всего лишь знатной обнищавшей аристократкой, потерявшей всю семью и наследство, когда Занкос был разорен.

Сначала Эовин считал ее неподходящей для роли фрейлины: она была чересчур откровенной, даже до враждебности, — но все же в чем-то привлекательной. Позже, после многочисленных бесед со вкрадчивой дамой из Катая, посланник с радостью остановил на ней свой выбор. По крайней мере, она скрашивала долгое путешествие.

Сандаал начала играть, устремив взгляд внутрь себя. Струны были сделаны не из сухожилий, а из стали, и каждый раз, когда она ударяла по ним, сильная и чистая нота вылетала и растворялась в ночи. Ее мягкий голос, плывущий за скорбной мелодией, был столь же прекрасен:

По доброму приказу короля

Навек с любовью распростился я,

И ждет меня далекая земля.

По доброму приказу короля

Пришлось с родными распрощаться мне,

Чтоб умереть в неведомой войне.

Когда зазвучала печальная баллада. Великий посланник снова поднял взгляд к звездам. Музыка Сандаал всегда заставляла его сердце сжиматься от боли. Ее подруги, Катина и Роза Д'Ял, пели о своих девических мечтах и надеждах на верную любовь и замужество, но песни леди Д'Лелан неизменно говорили об утратах и отчаянии.

Даже шумные игроки в кости возле соседнего костра приумолкли. Все солдаты прислушивались к словам старинного припева:

В дальние страны я уезжаю,

Я уезжаю, любовь моя.

Я уезжаю и покидаю

Все, что любил в этой жизни я.

Отзвенела последняя нога, и наступила долгая тишина, только потрескивали костры.

Вдруг из темноты раздался мужской голос:

— Сыграй-ка нам что-нибудь веселенькое, красотка!

Для солдата было верхом дерзости обращаться к даме в таком тоне. Эовин встретился глазами с Сандаал и слегка кивнул. Уголок ее рта дернулся, она вскинула голову, что предвещало злую выходку. Раздался первый мажорный аккорд.

На второй разухабистой строчке солдаты уже валились от смеха. Старик плотнее завернулся в плащ и поежился. В словах песни не было ничего откровенного, но зато было столько двусмысленностей и непристойных намеков, что Великий посланник, старый завсегдатай кабаков, почувствовал, что краснеет. Из дверей кибитки выглянули два девичьих личика с широко раскрытыми от возмущения и неожиданности глазами.

Песня закончилась под одобрительные выкрики солдат, но, когда ее попросили спеть еще песенку, Эовин проворчал:

— Достаточно. — Он наклонился к Сандаал: — Я надеялся, что привезу к ее величеству высокородную леди… а не девку из таверны.

— Вот как?! — Девушка встала, расправив складки длинной юбки, черные волосы струились по ее плечам. — Не бойтесь, милорд. Я не разочарую вас.

1

Комната в северо-западном крыле замка Госни была тесная и темная, окна в ней предназначались скорее для лучников, чем для счетовода. Дэвин Дэринсон, молодой герцог Госнийский, прищурившись, вглядывался в списки, лежавшие на столе, и старался не обращать внимания на ребенка, который носился кругами вокруг него. Это было непосильной задачей. Мерцающее пламя свечи в конце концов погасло.

— Милорд, прошу вас!.. — раздраженно произнес герцог.

Тейн остановился, запыхавшись.

— Мне надоело! Я хочу идти гулять. Сейчас же! — Хотя приказ был, вне сомнения, королевский, шестилетнего мальчишку в потрепанной одежде и рваных ботинках вряд ли можно было принять за наследника виннамирского трона. Но и платье Дэви было не лучше, так что он тоже не походил на герцога.

— Я пообещал королю выполнить эти расчеты.

— Ты бы лучше нанял чиновника, — заявил мальчик.

Дэви проворчал:

— Я не могу себе этого позволить.

Так же как и многого другого… Это были тяжелые времена для лордов и простолюдинов в стране, которая и так была достаточно бедна. Семь долгих лет Виннамир страдал от последствий войны, от голода и лишений. Но этот год мог стать переломным — если погода будет хорошей. Дети, чьи отцы ушли на битву и никогда не вернулись, наконец достигли зрелости. Эта весна обещала богатый урожай и много молодых, сильных рук, чтобы убрать его. Но ничто не могло заменить утерянные знания и мастерство погибших фермеров и ремесленников, которые передали бы своим сыновьям отцы, возвратись они с войны.

— Опять дождь собирается! — воскликнул Тейн, нарушив ход невеселых раздумий герцога, и тот поднял голову. Мальчик перегнулся через толстый скошенный подоконник. В мрачном замке Госни никогда не пользовались стеклами, хотя некогда в оконные проемы вставляли промасленную бумагу. Крошечные ломкие обрывки до сих пор цеплялись за раму.

— Отойдите от окна, милорд, — предупредил Дэви. Оконные проемы были узкие, но не настолько, чтобы маленький принц не мог выпасть и разбиться насмерть. Тейн, более рассудительный, чем обычно, с громким стуком спрыгнул обратно на деревянный пол. Из дырки в его левом ботинке выбился кончик носка, и мальчик наклонился, чтобы затолкать его обратно. Затем его ярко-голубые глаза забегали по скучной тесной комнатке в поисках чего-нибудь занимательного. Не в первый раз Дэви пожалел, что взял ребенка с собой, — но отказать мальчику было почти так же невозможно, как пытаться не замечать его. Энергичный, напористый и умный не по годам принц Виннамира был почти на голову выше любого своего сверстника. Он пошел в дедушку по отцовской линии — такие же медно-рыжие волосы и глубокие синие глаза; а худощавость и длинные конечности обещали, что когда-нибудь он вырастет таким же великаном. От своей матери, королевы Джессмин, Тейн унаследовал более утонченные черты — полногубое личико херувима, статность и несомненную красоту. От матери же ему достались сообразительность и острый ум, а также добродушный характер, несмотря на его раздражительность.

По правде говоря, Дэви был доволен обществом ребенка, хотя они и не всегда ладили. Молодой герцог, сам едва вышедший из детского возраста, понимал Тейна лучше всех прочих, не исключая родителей мальчика. По традиции Госни всегда были правой рукой Рыжих Королей, служа им верой и правдой. В течение тысячелетий между двумя семействами сложилась почти мистическая связь, и к королевскому сыну Дэви был привязан так же прочно, как к его отцу.