Сэй Алек - Игра сэра Валентайна

   Виризг приподнялся (оба собеседника, по обычаю султаната вкушали щербет и фрукты лежа на подушках) и дважды хлопнул в ладони. В двери появилась каменная физиономия секретаря посольства, благородного Анхеля Клейста, всего месяц как присланного на эту должность. На жарком имладонском солнышке сэр Анхель моментально обгорел, и теперь лицо его шелушилось, отчаянно зудело и было покрыто розовыми пятнами нежной кожи, появившейся на месте отслоившейся. Виризг, который сам в свое время прошел через те же мучения, молодому человеку, а Клейсту едва миновало девятнадцать, искренне сочувствовал, но помочь ничем не мог. До тех пор, пока кожа юного аазурца под влиянием солнечных лучей не примет тот же медовый оттенок, что и у самого сэра Валентайна (ах, видели б его сейчас придворные дамы Ее Величества -- определенно, он имел бы у них ошеломительный успех из-за столь импозантного оттенка кожи лица, обрамленного длинными черными волосами. Впрочем, барон и до поездки в султанат не жаловался на отсутствие внимания со стороны прекрасного пола), мучениям его суждено продолжаться.

   -- Сэр Анхель, будьте любезны, мой сундучок с документами, пожалуйста.

   Старик прикрыл глаза, чтобы спрятать засветившийся в них огонек алчности.

   Благородный Клейст с легким поклоном в адрес хозяина вошел в комнату, поставил сундучок рядом со своим начальником, отвесил еще один легкий поклон, почти кивок, и столь же молча покинул помещение.

   "Благодарение Луне, мальчик молчалив", подумал атташе, "Конечно, ему надо выучить имладонский церемониал даже для такой вот, полунеформальной обстановки, но его молчание, наверняка, было воспринято как строгая выучка".

   -- Вот, Гафар-эфенди. -- сэр Валентайн извлек из сундучка, где обыкновенно возил документы, маленькую копию имладонской торговой галеры, исполненную с филигранной точностью из драгоценных металлов и ценных пород дерева. -- Я слышал, вы собираете работы мастера ан-Мани, досточтимый.

   -- О-о-о-о. -- выдохнул везир, аккуратно принимая хрупкую модель обеими руками, и поднеся ее к самому лицу, отчего шелковые паруса кораблика заколыхались, потревоженные его дыханием. -- Воистину, это будет драгоценнейшая из жемчужин моей коллекции, Валентайн-бей, и черной желчью наполнится сердце Исмаль-паши при виде этого шедевра.

   Благородный Виризг склонил голову в вежливом поклоне, и улыбнулся кончиками губ. Взаимная нелюбовь везира и сердара, оба из которых были страстными коллекционерами работ знаменитого ювелира Фаберша ан-Мани, умершего десять лет тому назад, не была ни для кого тайной в Имладоне. Оба скупили уже почти все его известные работы, кроме тех, что принадлежали султану, и теперь появление каждого нового предмета в коллекции одного, было жесточайшим ударом по самолюбию другого. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что изначально этот макет, на самом деле являющийся ларчиком для сладостей, приобрел второй сын везира, Абдель тер Гийюн, дабы приобщить его к коллекции отца, однако, после случая с его нечаянным купанием во время празднования совершеннолетия коронессы Софии Легор Айко, посол проявил совершенно несвойственные имладонцам чувства юмора и самоиронии, и подарил кораблик оконфузившемуся барону Тайра. Наследники барона, ничего не понимающие в южном искусстве, продали работу мастера буквально даром, и уже полгода как изящное суденышко покоилось в апартаментах барона ре Котль, приобретшего его через подставных лиц.

   -- Я, недостойный, счастлив доставить радость сердцу мудрейшего Гафара-эфенди. -- сказал сэр Валентайн. -- Ибо сказано было пророком Фафхардом: "Радость просветляет ум и продлевает жизнь".

   Цитата была довольно рискованной, поскольку Фафхард проповедовал простые плотские радости жизни и был одной из самых неоднозначных фигур в религии Имладона, однако тут, выражаясь велеречивым языком султаната, стрела его красноречия попала точно в цель.

   -- Истина говорит твоими устами, о достойнейший из мужей Аазура. -- намек тер Гийюн понял, и, хотя, все также не переставал любоваться драгоценной игрушкой, изготовленной некогда для сына отчаянного морского пирата, Фири-рейса, речь его вернулась к интересующей Виризга теме. -- Просто знаком судьбы почитаю я твой подарок, ибо он словно зеркало отражает мои тяжкие размышления о судьбе Имладона. У солнцеликого султана Джимшала, да продлит Тарк его годы, девять сыновей от восьми жен, как ты наверняка знаешь. Двое младших, сыновья прекрасной Лейлы, Бутона Розы, которому не дала распуститься в прекрасный цветок ядовитая змея, притаившаяся в траве.

   "Ядовитую змею зовут Фируза-ханум, и она мать второго принца, Гемаля. Как и любая пери, женщина столь же сволочная, сколь и прекрасная", подумал сэр Валентайн, однако официальную версию гибели одной из жен султана опровергать вслух не стал. Во-первых, везир и сам отлично знал, кто стоял за смертью глупой, наивной, но честолюбивой девушки, а во-вторых, подобные фразы, даже произнесенные наедине с самим собой, могли стоить головы болтливому посланнику.

   -- Оба принца, Ильяс и Нуман, еще совсем юны. -- продолжал меж тем шейх. -- так что вряд ли, если, не дай Тарк, с солнцеликим что-то случиться, они всерьез будут претендовать на престол. К тому же, их мать соединилась с Творцом, и у них нет поддержки даже в серале. Седьмой сын Великого, принц Байасит. -- тут везир причмокнул губами и повернул кораблик, чтобы взглянуть на него под другим углом. -- любим на флоте и мать его, луноликая Руфидь-ханум, часто склоняет слух султана к ее словам. Есть у молодого принца сторонники и в армии, и в Диване, поэтому у него неплохие шансы унаследовать трон по смерти своего отца, да длятся дни его вечно. Однако ж ени-чери превыше всех почитают пятого принца, Арслана, близкого друга их командира, Исмаль-паши Фулдазереха, сына прекрасноокой Мариам-ханум.

   О степени близости этой дружбы ходили слухи самые разные, однако сэр Валентайн, прекрасно знакомый с командиром султанской гвардии, склонялся во мнении именно к варианту нормальной крепкой мужской дружбы, а не к тому, о чем судачили торговки на рынках.

   Шестого принца, Фируза, тер Гийюн пропустил, и правильно сделал. Говорить напрямую, что сын султана -- умалишенный, было примерно то же самое, что лично попросить у его отца шелковый шнурок. И то, что здоровый мужик целыми днями пускает пузыри после падения с лошади, произошедшем еще в нежном возрасте, никак не спасло бы чрезмерно языкастого везира в случае доноса.

   -- Четвертый сын нашего трижды благого перед Тарком правителя, принц Джимшал, чрезмерно увлекается учением пророка Фафхарда. -- везир вздохнул. -- А это не добавляет ему сторонников. К тому же его мать, лучезарная Лизия, дочь покойного сатрапа Феска, также соединилась с Тарком, и он тоже не имеет поддержки в серале, подобно своим младшим братьям.