Юлия Остапенко - Собака моего врага

— Что ты, нельзя тебе вставать! — вскрикнула женщина, до того лишь ошеломлённо смотревшая на его жалкоё дёрганье. — Кровь пойдёт, повязки часто менять надо, и промывать…

— Ты пса кормила? — скрипнув зубами, перебил Трой.

Женщина умолкла на полуслове, моргнула.

— Ч-что? Пса? А… ты про Мату?

— Я про тварь, которая там сутки уже почитай надрывается. Кормила?

— Я… — она снова заморгала, часто-часто, будто стряхивая непрошеные слёзы. — Я забыла… не до того…

— Покорми, — сказал Трой и снова лёг. От незначительного, казалось бы, усилия у него кружилась голова. Хриплый собачий лай гудел в ушах, и Трой увидел перед мысленным взглядом багровое от натуги лицо Вонгерда, давившего его горло волосатыми руками. Трой задыхался, лупил рукой по земле в попытке найти выроненный меч, таращился в низкое небо, и надрывный лай псины, изводившейся на цепи в пяти шагах от них, разрывал его голову на куски. Потом он нащупал камень, огрел им Вонгерда по башке, выкарабкался, потом ещё много чего было… И, вонзая лезвие меча в податливую вражескую плоть, Трой всё так же слышал этот лай.

Псину он хорошо запомнил. Здоровая, как волк, чернющая, морда заросла — не разглядеть, только жёлтые глазищи сверкают да алая пасть разевается в лае. Брюхо у псины было огромное, отвислое почти до земли. Это была сука, на последних днях беременности. Не держи её Вонгерд на цепи, она бы Троя на куски порвала, он бы и в ворота ступить не успел. Но Вонгерд оказался честный человек. Тварь, паскуда, ублюдок, но — честный. Он был хорошим врагом.

— Тело, — сказал Трой и, вздрогнув, открыл глаза. — Тело! Эй! Ты! Девка! — заорал он во всю глотку.

Она прискакала со двора, будто взмыленная кобылка, давно не покрытая жеребцом.

— Что? Тебе что-то…

— Тело там ещё? Во дворе?

— Д-да, — она как-то сразу сникла, будто надеялась, что он её позвал, чтобы приласкать. — Я закопаю… сейчас…

— Не трож. Трогать не смей, поняла? Тронешь — убью.

Он сжалась, съёжилась, вперилась в него испуганным взглядом. Трой слабо застонал от злости. Как же забыть-то мог, а? И сил ведь, как назло, никаких… А тянуть нельзя — смрад скоро пойдёт.

Он скатился с кровати на пол, девка подняла крик, но он глянул на неё один только раз, и она будто язык откусила.

— Выйти помоги. И чем копать дай, — сухо велел Трой.

Она сделала всё, как он сказал, а потом стояла в дверях и смотрела, как он рыл железным ковшом мягкую землю. Порывалась было помочь, но Трой на неё и не взглянул — без толку ей объяснять, что он должен сам похоронить своего лучшего врага. Тело Вонгерда лежало там же, где он его оставил, ничком, в расплывшейся на четверть двора луже крови, над которой густо жужжали мухи. Жена даже не накрыла его. Хороша супружница, подумал Трой, мне бы такую.

Он часто останавливался, чтобы отереть пот, обильно выступавший на лбу, и тогда смотрел на собаку. Она лежала у своей будки, положив морду на вытянутые лапы, сверлила его ненавидящим взглядом и беззвучно скалила белые клыки. Трой поглядывал на неё с уважением. Она ему нравилась. Он был рад, что Вонгерд не спустил её с цепи.

Могила получилась прямо посреди двора, аккурат между воротами и собачьей конурой. Трой копал её до самого вечера, и остановился лишь когда у него открылась рана. Тело Вонгерда было уже укрыто двумя футами земли.

— Ладно, — сказал Трой вслух, роняя ковш. — Остальное завтра засыплю. Эй! Девка! Назад меня тащи.

Она потащила, сопя и охая, а когда увидела кровь, набравшуюся в штанину — запричитала в голос. У Троя не было сил её осадить. Он молча вытерпел её возню, пока она меняла повязки, и отрубился ещё до того, как она закончила.

Собака уже не лаяла, и почему-то ему от этого становилось не по себе.

Он снова проспал больше суток, а, проснувшись, понял, что хочет есть. Он сказал об этом женщине, впервые обратившись к ней прямо, и испытал прилив раздражения, видя, как она обрадовалась. Сел он сам, хотя выбраться из постели оказался не в состоянии. Девка сидела рядом, глядя, как он ест, и глаза у неё были потрясённые, обожающие… собачьи.

Трой нахмурился от последней мысли. Тёплая мясная похлёбка внезапно показалась зловонной жижей.

— Так, говоришь, жена ему была? — резко спросил он, отставляя миску.

Женщина кивнула — она бормотала без умолку, когда её не просили, и не могла слова выдавить, если Трой с ней заговаривал.

— Что ж ты хреновая такая жена, а? Убийцу своего благоверного выхаживаешь?

— Он не благоверный мне был, — еле слышно сказала она.

— Что так? По бабам ходил? — сказал Трой и тут же сам подумал: глупость, откуда тут бабы? Глушь такую ещё поискать, одни болота кругом, ближайшее поселение — милях в десяти, не ближе. И тут же по скривившемуся лицу женщины понял её невысказанную мысль: дескать, да лучше бы ходил. А ведь и правда девка для старика слишком хороша. Ничего так собой, миловидна — Трой понял это только теперь, когда её лицо исказила гримаса, а потом оно снова разгладилось: молодое, красивое, только бледное немного.

— Он меня из деревни родной выкрал, — глядя в пол, проговорила женщина. — Я замуж собиралась. Он пришёл путником, мы ночевать пустили… А он меня на коня, ну и…

— Во как, — удивился Трой и захохотал. Женщина вскинула на него изумлённый, почти обиженный взгляд. Конечно, ей не понять, а вот Трой не мог себе представить эту старую скотину — да влюбившейся без памяти. Надо же, развезло-то как Вонгерда на старости лет. А может… может, он просто уже тогда решил, что схоронится в этих местах, и ему понадобилась прислуга? От этой мысли Трой перестал смеяться. Да, наверное, так и было. Ты не просто так оказался здесь, Вонгерд. Ты прятался от меня. Как таракан, который, одурев от страха перед хозяйской метлой, забивается в щель. Ты боялся меня. Всегда боялся. Но в конце концов решился таки принять бой. И за это я не могу тебя не уважать.

Он взглянул на женщину, напряжённо изучавшую его лицо. Спросил:

— И долго ты с ним прожила?

— Год. Больше уже.

— Что же суженый твой не явился тебе на выручку?

Её лицо дёрнулась — как-то всё разом, будто кто-то оттуда, изнутри, пытался сорвать с него маску. Ага, видать, сама тем же вопросом всё это время задавалась.

— Что за деревня-то?

— Аренкойто… это… посёлок… милях в двух отсюда, к северу.

Теперь уже Трою расхотелось смеяться совсем.

— Был, — сказал он.

— Что?

— Посёлок твой — был. Нет его давно.

— К-как нет? — выдавила она и заморгала — ну дура дурой.

— Миновал я его, когда шёл сюда. Там…

Он смолк, припоминая — будто в другой жизни это было, хотя он проходил через это место всего несколько дней назад. Оно могло быть последним жилим селением в округе, если бы его не сожгли — начисто, дотла, сравняв с землёй постройки и превратив деревню в ровное круглое пепелище. Трой помнил, как хрустели под ногами кости, серые от пепла, как залепляло ноздри чёрной пылью, вздымавшейся от его шагов. Год назад по всей линии севера прошли Рыжие Шуты — много о них тогда толковали, бесчинствовали ребята так, что видавшие виды старые волки диву давались. Потому никто и не пришёл к тебе на выручку, девка. Некому было.