Кристина Камаева - Охота на фей

— Нисколько, — холодно улыбается Хобта. — Пожалуйста, выйдите за дверь.

«Коллега» достает из чемодана два чипа и прикладывает их к моему лбу ближе к вискам — они прилипают как магниты к металлу. Во рту становится горько. Клещи — устройство, стимулирующее память. Не слишком гуманное.

— Может, теперь ты будешь внимательнее, — угрожает Хобта.

Но мне нельзя рассказывать им все. Как глупо. Неужели из-за того, что я не сдал девчонку, моя семья пострадает?!

Сыщик скользит пальцами по кнопкам прибора, вводит код, мой мозг напряжен, как никогда.

— Итак, известно, что Вея сознательно не стремилась к знакомству со сверстниками. Как тебе удалось наладить с ней контакт?

Я вижу темный силуэт Веи на фоне окна. Она оборачивается и следит за мной печальными темно-серыми глазами… Вижу также всю комнату, сыщиков и себя, скрюченного, вдавленного в кресло, — как бы со стороны. Мне нечем дышать, но напряжением воли я возвращаюсь в того, захваченного клещами.

— Она боялась пройти через ворота, — мямлю я. — Старшеклассники дразнили. Костик, Мишка и другие. Попросила проводить ее домой.

— Странно, — откликается сыщик, как сквозь толстое стекло. — Ей не составило труда разделаться с этими парнями на следующий день.

— Не верю. Они придумывают, — не соглашаюсь я.

— Что вы делали у Веи дома?

Моя память кажется мне чередой коридоров и комнат, по которым мечется сигнал их дознающейся неведомо чего программы. И я стараюсь зацепить его за какую-нибудь картинку.

— Ничего особенного. Телек смотрели. Болтали. — Я подсовываю шпиону катание на арроглайде, телевизионные новости, потерявшегося ребенка.

— Что она говорила про мальчика?

— Он из Фомальгаута, — вспоминаю я. — Больше ничего!

— Тебе не нужно выгораживать Вею, Егор, — сердится сыщик. — Пойми, ее родители — заключенные Абаскума!

Молчу, я, правда, ничего не знаю о мальчике.

— Ты не заметил что-нибудь необычное в доме Веи? — допытывается Хобта. По голосу чувствую — он раздражен.

— Книги. Очень много книг, — я старательно вспоминаю стеллажи от пола до потолка, странная коллекция, но за это в тюрьму не сажают. «Коллега» посылает моему мозгу еще парочку колких импульсов. Я хватаюсь за яркие эмоциональные впечатления, чтобы не допустить сыщиков к запретным воспоминаниям: подсовываю им свой сон о Вее (прости, родная) и опять наше путешествие на арроглайде…

— Кем ты приходишься капитану Глебу Северьянову? — спрашивает заскучавший Сержик.

— Я его брат! — выпаливаю я.

— Прекращай, — командует Хобта напарнику.

— Он мне не нравится, — возражает тот, — взгляни, какое сопротивление!

— Прекращай, — повторяет Хобта, — будет хуже, если мы навредим парню.

«Коллега» отключает прибор. Я выжат. Мне протягивают бутылку воды, и я разом выпиваю полтора литра.

— После клещей всегда хочется пить, — как ни в чем ни бывало улыбается сыщик, и складывает чипы в чемоданчик. Я направляюсь к двери.

— Если Вея даст о себе знать, сразу сообщи в службу разведки, — бросает Хобта, как бы между прочим.

Мне все равно, что он там советует. Без чипов я вижу мир смазанным, меня качает. Пока еще все восстановится! Отпрошусь у Бельчет с химии, она отпустит, а Гульнара у нас принципиальная — один урок придется отсидеть. Я ни с кем не разговариваю, иду на автомате и заваливаюсь на последнюю парту. Одноклассники украдкой косятся в мою сторону. Все уже знают — меня допрашивала разведка. Голова трещит, как будто ее сжимали клещами для гвоздей.

За что же родителей Веи могли забрать в Абаскум? Туда попадают законченные отморозки, нелюди, отравляющие жизнь человечеству. Даже страшно предположить, какое преступление они совершили… Может, это ошибка? Как бы там ни было, я горжусь тем, что устоял против клещей и не выдал тайну Веиного дома…. Начинается урок, но я ничего не слышу. Наконец-то можно расслабиться. Отпустив на свободу мысли, вспоминаю вчерашний день.

Мы прозвали ее Тихой — скромная, незаметная девочка. Спросят о чем-нибудь — ответит, а нет — так молчит. Я, вообще, ее новенькой считал, а оказалось, что мы уже два года вместе учимся. И я бы о ней не подумал даже, если б перчатки по рассеянности не забыл. Захожу в класс за ними, а там, у окна, Тихая стоит. Оглянулась, с тоской на меня посмотрела и просит:

— Проводи меня домой, пожалуйста!

И таким отчаянием из ее серых глаз плеснуло, что опешил я, забыл, что у меня другие планы были. Подошел, посмотрел во двор. А там, у школьных ворот, Костька Свинтус с дружками оболтусами топчутся, пыль кроссовками ковыряют, сразу видно — занятые ребята. Свинтус — сын Василия Опричника, нашего городового, который за порядок на улицах отвечает. На что папаша — неприятный тип, а сынок и того хуже: пытается в школе свои порядки навязать, всех в страхе держит, а чужих просто выживает. Сам же и решает, кто свой, кто чужой. Себя он Цербером величает, а за Свинтуса по шее схлопотать недолго.

— Меня ждут, — кивает на компашку Тихая. — Каждый день караулят, дразнят, сил нет.

Представляю, как они могут дразнить — подонки известные. Тихая и сама, конечно, накручивает. Отшутилась бы, как другие девчонки, пококетничала, они бы и отстали. А она, наверняка, с гордым видом мимо проплывает, делает вид, что их вовсе не существует. Вот Свинтус и взбеленился. Вопрос еще, охота ли мне связываться с этими здоровыми лбами? Но она выглядела такой несчастной, что отказать я не мог.

— Где ты живешь?

— На Виноградной, за прудами, — просияла вся.

Это совсем близко, пешком дойти можно. Смотрю на нее и не могу вспомнить, как ее зовут, милое дело!

— Вея, — протягивает она руку, как будто мысли прочитала. Догадливая какая! Беру ее ладошку и тоже представляюсь.

— Егор.

Она смеется, знаю, мол. Вот и познакомились, не прошло и два года. И хорошенькая, оказывается, «новенькая». Чуть второй раз перчатки не забыл.

Выходим во двор, садимся на арроглайд. Все, понятное дело, глаза вытаращили: куда это Феникс с Тихой собрались?

Пацанам мой арро покоя не дает. Конечно, такого ни у кого нет. Сверхскоростной, сверкающий — чудо техники. Его моему брату сам президент вручил за особые заслуги, а брат мне подарил. У него в Веге — воздушный транспорт. Фениксом меня называют по имени арро. Почти у всех ребят в классе есть прозвища, но все больше из мира животных, типа: пума, динго, горностай… Жили раньше такие, теперь их нет, но память осталась.

Подъезжаем к воротам

— Здоров! — тормозит нас Свинтус. На физиономии у него ассорти из эмоций, а цеплять не хочет. Знает, что у меня брат на космодроме работает, да и я туда подамся, как только отучусь.