Ксения Медведевич - Мне отмщение

   Выли совсем близко, от каменного взлобья в начале тропы.

   - Эт-то не шакалы... - запинаясь, пробормотал Ибрахим.

   - Ты волк или баба? - прошипел Муса, поднимаясь на ноги и берясь за рукоять кинжала.

   Ауауауууууууу!..

   - Это собаки, - тихо сказал айяр. - Собаки.

   - П-псы б-богини... - пробормотал Ибрахим - даже в скудном свете факелов было видно, как на глазах белеет лицо. - Гончие. Он-н их п-позвал...

   Тоскливый, горестный вой переливался в темноте ночи.

   Ушрусанцы быстро повернулись к Тарику. Тот сидел, не шевелясь, только волосы подбрасывал и отдувал ветер.

   Словно кто попросил, в прореху туч глянула желтая, круглая, ноздреватая, как сыр, луна. Громадная, как голова ребенка-урода. И, выкатившись, залила все белесым, неверным светом.

   Вой стих. В камнях тоненько свистело.

   А снизу, с тропы, нырявшей под откос в каменном коридоре, донесся новый звук. Что-то позвякивало, мерно, негромко - словно поднималась вверх женщина, в ожерельях, звеня ножными браслетами.

   - Б-брат... - хрипло выдавил за спиной Ибрахим.

   Айяр стиснул рукоять, не решаясь вынуть оружие - а ну как послышалось, потом засмеют ведь: Муса ибн Салих обосрался, как баба в ночном поле, и с саблей наголо полез ветер гонять...

   Ушрусанцы сидели у самого края тропы. Мелкая пыль выстилала ее, как ковер. Пуховой слой испещрили вереницы следов жуков и тушканчиков.

   Звяканье приблизилось. Между залитыми лунным светом неровными камнями никто не показался.

   Айяры сидели, стиснув зубы и выкатив глаза. Звяканье близилось. Только звяканье. Вот оно - словно подвески встряхиваются, вот оно, в трех шагах.

   Еще шаг, еще шаг - но кто же звенит?..

   Муса раскрыл рот и не смог выдавить ни звука - теперь он их увидел.

   Следы.

   Отпечатки узких женских ступней, в мягкой пыли - вот. Звяк. След. Звяк. След.

   Зазвенело перед носом. В белесую пыль легла удлиненная ямка - пальчики сомкнуты, пяточка вдавлена.

   Звяк.

   У айяра зашевелились волосы под папахой.

   Звон прекратился. Последние следы легли рядышком, ножка к ножке. Прямо перед ними.

   Она засмеялась - тихим, нерадостным колокольчиком.

   И в уши, негромко, со вздохом, вошло:

   Ну где же он, мой муж?.. Ты не видел моего мужа, Муса?..

   И тут же, со всех сторон, оглушающее:

   Ауауаууууууу!..

   Псы Манат завыли во всю глотку, разом, невыносимо пронзительно и злобно.

   Истошно заорав, айяры подскочили и с воплями, путаясь в шароварах и полах бурок, припустили вниз по тропе.

   Аааааа! Прочь, прочь из проклятого места!

   Вслед им послышалось тихое, укоризненное:

   Где же мой муж?.. Джундуба, я знаю, ты придешь за мной...

   Айяры, вопя на пределе легких, неслись вниз по склону.

   С грохотом протопав по деревянному настилу над водостоком, задыхаясь, побежали мимо глухих заборов.

   Уже не орали во всю глотку, только в груди надсадно свистело. А может, ветер зудел.

   Влетев на - слава предвечному огню! - ярко освещенную базарную площадь, ушрусанцы врезались в толпу и только тогда перевели дух.

   На них оборачивались. И поджимались, уступая дорогу - хотя, куда бежать теперь, Муса с Ибрахимом и сами сказать не могли. Главное, огни кругом! Люди! Дышат, ходят, видно их! Факелы трещат, овцы блеют! Хорошо! Жизнь!..

   - Эй, брат! Муса, брат! Ибрахим, брат! Эй!

   Совсем хорошо! От навеса чайханы к ним спешили товарищи!

   Муса едва не упал в объятия Ваки:

   - Ф-фух, огнем клянусь, я такого еще не видел, пусть задерет меня волк в ущелье, в бога же ж в душу, клянусь пометом Варагн и тысячи дивов!..

   - Эй, как кричишь! - фыркнул Ваки и крепко хлопнул товарища по бурке, подняв облачко пыли.

   Повылезавшие из чайханы заржали - во завернул! Побалтывая стаканчиками с чаем - ведь как были сюда побежали, с чем в руках сидели, так с ковриков и вскочили - все пошли обратно под навес.

   - Подожди, не хочу чаю! Ничего не хочу! - отбивался Ибрахим. - Где Алхан? Побратим мой где?

   Обтянутая дорогим сукном спина Ваки напряглась и закостенела.

   А когда Ваки обернулся, стало видно, что и лицо у него такое же - твердое, как из камня. И глаза - холодные. Ваки тихо сказал:

   - Помолчи, брат. Не надо трепать языком на площади.

   Ибрахим открыл и закрыл рот, а у Мусы сердце камнем ухнуло в желудок и принялось бурно толкаться с кишками.

   Все вернулись в чайхану. Последние посетители успели разойтись, хмуро косясь на широко, вразвалку ступающих айяров. Ушрусанцы сели тесным кружком, сдвинув головы.

   - Мы нашли его мертвым в углу двора. Под дровами, - тихо сказал Ваки.

   - К-как?..

   - Лисица учуяла - залезла во двор и тявкать начала, подкапываться... помоечная тварь, думали, за отбросами копает, а она повизгивает, аж заходится...

   - Это что же, кто-то разобрал поленницу, положил Алхана в углу, а потом накидал сверху дров?!..

   - То-то и оно, - сжал челюсти Ваки. - Что во дворе полно народу было...

   - А остальные? - быстро спросил Ибрахим. - Местные? Продавец фиников и...

   - Нашли под крыльцом собственного дома. Запах пошел. Сняли половицы и...

   - А... тот, другой?

   - Куда пошел, там и отыскали. Куфия поверх всего в отхожем месте плавала...

   Все сглотнули и запереглядывались.

   - Это что ж, выходит, их за то, что они финики и девок нам продавали?

   - Нет, - вдруг хрипло выдавил Муса. - Это не местные.

   - А кто? - жестко спросил Ваки. - Мы тут с братьями подумали: надо брать по десять человек, и распинать на столбах - пока не сознаются, кто...

   - Это не местные, - четко повторил айяр. - И вообще не... человек.

   - Чего?

   - Это мертвая баба, про которую по приезде рассказывали.

   - Чего?

   - Которая по айванам шлепает и монистом звенит.

   - Чего-ооо?.. Баба мертвая? Из ихних страшилок?! - рявкнул Ваки.

   Муса рыкнул и ахнул, все вздрогнули, подняли головы - и увидели, что Ваки крикнул слишком громко. Слонявшиеся вдоль навеса местные, как один, развернули головы и уставились на айяров с перекошенными от ужаса лицами.

   - Ты, брат, лучше не кричи так сильно, - тихо сказал Ибрахим. - Потому как эту бабу мы только что у старой каабы встретили.

   Разинув рты, все обернулись к нему.

   - Всё как они рассказывают. Про мертвую бабу, которую от мужа в пустыне похитили, наигрались, а потом убили и прикопали неведомо где. Браслеты звенят, и следы остаются. Женские, босой ножки. И только мертвые вдоль дороги стоят, и кругом - тишина...