Роберт Говард - Клинок судьбы. Сага Черного Континента

Несмотря на то что дорогой долгое время не пользовались, она все еще была хорошо различима. Пуританин шел быстро, но весьма осторожно и с оглядкой, держа под рукой и рапиру, и пистолеты со взведенными курками, — его смелость отнюдь не была безрассудной или опрометчивой. Соломон Кейн упрямо шагал вперед, ничуть не смущенный сгустившейся темнотой. Надо сказать, что, когда он двигался к цели, такие мелочи, как смена дня и ночи, его вообще не волновали.

Одна за другой на небе зажигались звезды, и легкий ветер шуршал травой, наполняя подлунный мир призрачным шепотом ночи. Наконец появилась и луна. Темные пятна на круглом лике, походившие как две капли воды на провалы глазниц, придавали ей жуткое сходство с непристойно скалившимся черепом, висящим среди звезд.

Неожиданное предчувствие заставило Кейна замедлить шаг, а затем и вовсе остановиться. Явным диссонансом обычным звукам ночи где-то впереди прозвучал странный, леденящий душу отзвук. Вот только что могло его вызвать? Зловещий звук повторился снова, на этот раз куда ближе. Кейн, готовый к любым неожиданностям, двинулся вперед, гадая, не обманывает ли его слух. Но нет! Теперь до него явственно донеслись раскаты устрашающего хохота, исходящие откуда-то из сердца пустошей.

Звук раз за разом усиливался, источник его приближался. Соломон Кейн уже понимал, что, кто бы ни издавал подобный смех, человеческим существом он не являлся. В звуках сатанинского веселья не было ни грана радости, лишь всепоглощающая ненависть, ужас и страх, разъедающий душу. Кейн снова остановился. Нет, испуга он не испытывал, но ему было определенно не по себе.

И тут сквозь раскаты демонического хохота прорвался отчаянный и, несомненно, человеческий крик. Кейн, проклиная ночные тени и причудливое эхо, ругая себя за нерешительность, бегом устремился вперед. Луна поднималась все выше и выше, но по-прежнему ничего нельзя было толком рассмотреть. Хохот становился все безумней и громче, вопли вторили ему аккомпанементом адовой музыки. Вскоре Кейн расслышал топот человека, мчавшегося не разбирая дороги. Пуританин во весь дух бросился навстречу неведомому путнику.

Там, впереди, кто-то из последних сил спасался от смерти, а за ним по пятам гнался безымянный ужас пустошей. Что это было за существо, ведал лишь Господь всемогущий. Внезапно топот смолк, сменившись душераздирающими воплями. К ним примешивались и другие звуки, которым Кейн затруднялся подобрать определение. Само человеческое естество отвергало их. Судя по всему, Ужас настиг свою жертву. Кейна бросило в холодный пот, когда его воображение нарисовало кровавую картину; рогатый, с кожистыми крыльями демон из преисподней повалил человека и вскочил ему на спину, терзая и раздирая податливую плоть клыками и когтями.

Словно по мановению волшебной палочки, на пустоши пала абсолютная тишина, нарушаемая лишь шумом неравной отчаянной схватки. Вновь послышались шаги, но на сей раз спотыкающиеся и неуверенные. Человек еще кричал, но это уже были звуки агонии, кровь булькала в разодранном горле бедняги. Кейн содрогнулся. Это воистину была ночь ужасов!

«Господь мой! — страстно взмолился он. — Все в руке твоей! Сделай так, чтобы стало хоть немного светлее». Судя по отчетливости каждого звука, кровавые события разворачивались прямо у него под носом, быть может, даже за ближайшим кустом. Но неверное сияние низкой луны больше искажало картину мира, чем позволяло что-либо рассмотреть. Каждое корявое деревце представлялось жутким монстром, каждый дрожащий на ветру куст — призраком.

Кейн закричал во все горло, не в силах бежать быстрее. Он надеялся, что, может быть, его крик отвлечет внимание палача от несчастной жертвы. Вопли гибнущего человека сменились пронзительным отвратительным визгом. Вновь звуки борьбы. И тут заросли густой травы раздались, и, чуть не столкнувшись с пуританином, оттуда вывалилось существо, в котором с трудом можно было угадать человека.

Одежда на мужчине висела клочьями, он с головы до ног был покрыт кровью. Бедняга протянул руки к Соломону Кейну, но тут силы его оставили, и он рухнул наземь, не оставляя, однако, попыток ползти вперед. Мужчина что-то пытался сказать, но лишь надсадно хрипел. Затем, обратив к луне жутко изуродованное лицо, он судорожно задергался и умер. Из его искаженного предсмертным ужасом рта прямо на сапоги пуританина хлынула кровь.

И только теперь луна засветила в полную силу. Кейн склонился над телом, и его передернуло. Без того бледный лоб пуританина стал еще белее — а уж он-то, побывав и в застенках испанской инквизиции, и в цепях на турецкой галере, видел самые разные лики Смерти.

Кем был этот человек, бесформенной массой лежащий ныне у его ног? Скорее всего, запоздалым путником, решил Кейн. И вдруг он явственно ощутил, как ледяные пальцы сжали его сердце, — он был не один. Пуританин буквально всей кожей чувствовал разлившееся в воздухе инфернальное присутствие. Соломон вскинул голову и впился взглядом в окружающие его тени. Ничего не было видно, но его не оставляло ощущение, что за ним наблюдают чьи-то глаза. Глаза ужасающего существа, не принадлежавшего этому миру. Осторожно распрямившись, он направил пистолет в ту сторону, откуда появился умирающий человек, и стал ждать.

Тем временем луна поднялась достаточно высоко. Серебристый свет ночного светила набирал силу и заливал пустоши, возвращая кустам и травам их истинный вид, Кейн с удовлетворением отметил, что, по крайней мере, дьявольское отродье не сможет подкрасться незаметно.

Пуританин на мгновение перевел взгляд на разлившуюся у его ног лужу крови. Стоило ему вновь посмотреть вперед как он сразу же увидел это! Сперва ему показалось, что за высокую траву зацепился гонимый ветром клок болотного тумана. Но предчувствие заставило его вглядеться попристальнее в это… видение?

И вдруг полупрозрачная размытая тень начала обретать форму. Вот уже в расплывчатых провалах глазниц разгорелся холодный огонь, напоминавший гнилостное мерцание болотных испарений. Казалось, это был отблеск древнего, как сам мир, ужаса. Того ужаса, который под спудом наследственной памяти, восходящей к Изначальным Временам, когда страх был непременным спутником жизни человека, таится в каждом из нас.

Говорят, что глаза — зеркало души. И если у этого призрачного существа — кем бы или чем бы оно ни являлось — имелась душа, то она была совершенно безумна. И это было вовсе не то безумие, которое имеют в виду обыватели, уравнивая его с простым помешательством. Нет. Это было безумие окончательного распада личности, прошедшей бесконечными дорогами ада.