Наталия Ипатова - Долги Красной Ведьмы

Та часть ее натуры, которая прежде негодовала, восхищалась, трепетала и билась в тесных рамках человеческого существа, все, что она привыкла называть сущностью Красной Ведьмы, теперь пустовала, словно выжженная раскаленным или, скорее, замороженным железом, и ей оставалось только лениво недоумевать по этому поводу. Все правильно. Если у этого молчания, поселившегося внутри нее, есть внешняя причина, Кеннет выяснит ее. Нет — тоже хорошо. Отослав Кеннета на разведку в город, она выгадывала себе время покоя. Хоть некоторое малое время никто не приставал бы к ней с требованиями воплощать чужие сокровенные мечты. Словно своих у нее нет.

Нет. Может, именно в этом причина молчания? Кеннет, к ее удивлению, разговаривал с Анелькой, надувшейся оттого, что никто не принимает ее всерьез.

— Я скоро, — сказал он, хотя та изо всех сил делала вид, будто ее не интересует их с Арантой общая придурь. — Заодно добуду поесть.

— А если ты не вернешься? — поставила она ему в лоб. У Кеннета дернулся уголок рта. Этот младенец резал им правду в глаза и тем самым ставил в неловкое положение. Хочешь не хочешь, ее приходилось учитывать.

— Плевать на жратву. — Грандиоза, похоже, тоже охрипла за ночь. — Защищаться как, ежели что?

Кеннет вздохнул и отцепил от пояса арбалет.

— Я не умею! — шумно запротестовала девушка.

— Я тоже! — огорошил ее Кеннет. — Я лучник, а это так, дамская игрушка. Научу.

Хитрое личико, способное, как убедилась Аранта, изобразить саму невинность, отразило недоумение. Наблюдая за обоими, она заинтересовалась почти против воли.

В качестве учебной цели молодая пара избрала покореженный пень, остов бука, вывернутого из земли, спиленного и увезенного крестьянами на дрова. Совсем немного напрягая слух, она вместе с Анелькой ознакомилась с устройством «механизма», выяснила, что называется ложем, и где у арбалета ворот, а где — приклад, и как действует спусковой крючок. Презрение Кеннета, как она поняла, вызывала низкая скорострельность оружия. Слишком долго снаряжать. А учиться нечему! Из такого и женщина попадет: ведь силы тянуть тетиву до уха, левой рукой ощущая звенящее сопротивление древесины, не надо.

— Смотри вдоль стрелы, — объяснял Кеннет, — не в спину ей, и не на острие. Стрела должна лежать к мишени прямо. Вот так… примерно. — Он нагнулся над плечом Грандиозы, прищурившись. — Да руку тверже держи! У тебя наконечник так и пляшет!

Судя по наклону ее корпуса и повороту розовой раковины уха, стрела была последним на свете из того, что занимало Анельку в данный момент. Почему-то наблюдение со стороны причинило Аранте боль. Несильную, но все же… Кеннету нужно быть с девицей ван дер Хевен поосторожнее и поумнее. Хотя разве она отказывала ему когда-нибудь в уме? Ван дер Хевены достаточно богаты, чтобы устроить Кеннету безбедное и беспечное существование до конца дней. Идея неплоха. Юная дева, норовящая в запале пнуть по больному месту — сиречь по недостающей руке, — именно то, что ему нужно. Куда лучше юной девы с глазами, полными жалости, от которой неизвестно кто устанет раньше. Не позволит расслабиться и вновь начать лелеять потерю. Но Кеннета нужно подвести к ней потоньше. Не сейчас, когда ложе — трава. Он славный мальчик, но, пожалуй, может не удержать себя в руках, если сообразит, какой подарок нежданно ему свалился. Аранта была полностью в курсе его личной жизни, такой же никакой, как у нее самой. Самое глупое, что они могли получить на свою голову — это беременную деву относительно знатного происхождения.

Дззинь! Стрела сорвалась с тетивы, и проклятие Кеннета догнало ее в полете. Ни в какой пень она, разумеется, не попала, а значит, ему волей-неволей придется лезть в бурелом, отыскивать ее среди валежника, к радости огромных, век не кормленных комаров.

Ничего удивительного, впрочем, когда трепещущей ноздри восхищенной девственницы касается запах привлекательного мужчины. Как вспомнить, на каких каракулях выплясывало ее собственное перо, когда Уриен Брогау вот так же, через плечо, оценивал результат ее ученичества! Почему она вспомнила об Уриене?

Впрочем, за положительный результат можно было зачесть одно то, что Грандиоза примолкла, занятая делом. Чертовски трудно нянчиться с детьми. С чужими детьми. С чужими детьми, у которых есть характер, вредность и собственное мнение. Искусанная комарами мордочка Грандиозы выглядела угрюмой и несчастной, и Аранте все время приходилось напоминать себе, что птенчик из королевского гнезда — штучка та еще. Способна изобразить все, что угодно, и все, что выгодно. Во всяком случае, Аранта имела возможность воочию убедиться, насколько нещадно эта, говоря словами Веноны Сарианы, «до отвращения одаренная маленькая мартышка» эксплуатирует имидж невинной жертвы обстоятельств. Однако Кеннет ее, кажется, раскусил.

— Дятел, — сказала она вполголоса. — Слышите? Сотню лет не слыхала дятла.

Пара, метавшая стрелы в пень, лишь недоуменно на нее оглянулась.

— А если их будет много?

— Тогда учись не стрелять, а бегать, — усмехнулся Кеннет в устремленные на него голубые блюдечки. — Существует понятие критической массы противника, когда любое самое мощное оружие становится бесполезно. И, между нами, для арбалета эта критическая масса весьма невелика.

Анелька неожиданно, демонстрируя в глазах Аранты неустойчивость нрава, плюхнулась тощим задиком на корень, выставленный из земли. Коленки, обтянутые грязным шелком штанишек, воткнулись в небо, арбалет тренькнул сорвавшейся тетивой, стрела ушла в землю, как будто девушка потеряла интерес к бессмысленному занятию. Взамен подняла прутик с земли и принялась рубить им головы цветам — раз-два, направо и налево, сколько могла дотянуться — лютикам, ромашкам и мелким полевым гвоздикам, поникшим под тяжестью росы.

— Вы поймите, — сказала она жалобно, — они все умерли. Поименно. И вместе с ними умер мир. Шелковый, кружевной, блестящий. Пропало все, чего стоило хотеть и ради чего стоило напрягаться. Волшебство, суета, суматоха, я никогда не ступлю на подиум, никогда не увижу тысяч восхищенных глаз, устремленных на меня из партера. Снизу вверх! Ты пробовала когда-нибудь? Это… это поднимало над землей!

Грандиоза всхлипнула и рукавом размазала под носом грязь.

— У меня была сестра, — вымолвила она ни к селу ни к городу и не глядя на Аранту. Справедливости ради следует отметить, что и Аранта на нее не глядела. — То есть она и сейчас, конечно, есть. Так вот, она говорила, что у меня некрасивые пальцы ног. Слышишь? Слишком длинные! Видала бы ты ее пальцы! Короткие, верно, толстые, поросшие черным ворсом, и такие, знаешь… ну, если она стоит прямо, босиком, то пальцы торчат вверх, не касаясь земли. Красавица, вот поди ж ты! Не приведи бог моды на такую красоту… Что ты понимаешь, вояка! Ты хоть знаешь, что на свете существует… ну, скажем, музыка?! Ночи не проходило, чтобы я не плыла там, среди фонарей. А теперь — никогда! Это как мир пропал. Или как ребенок не родился.