Владислав Русанов - Закатный ураган

Мак Дабхт и Мак Кехта рискованным маневром атаковали ставку короля Властомира, едва не уничтожили охраняющих его гвардейцев и тем самым обезглавили армию Повесья. Веселинский король или, как именовали его сами бородачи, вождь вождей получил дротик в бедро и бежал с поля боя. Сиды догнали его небольшой отряд, и быть бы в Повесье великому сбору вождей и выборам нового короля, если бы не трегетренские петельщики, получившие свое прозвище из-за веревочного аксельбанта на левом плече, – под предводительством принца Кейлина и капитана гвардии Валлана, восьмого барона Берсана. Не многие перворожденные сумели уйти тогда живыми. Голову Мак Дабхта после водрузили над воротами королевского замка в Трегетройме. Вот только проклятая ведьма, ярлесса Мак Кехта удрала.

В то время, когда петельщики отбивали у сидов Властомира, строй щитоносцев Трегетрена подался назад, согнулся, но не разорвался, хвала Огню Небесному. Лучники под градом дротиков из копьеметалок перворожденных и самострельных бельтов, прошивавших с одинаковой легкостью и кожаный бригантин, и кольчужный хауберк, и толстые доски щитов, упрямо били залп за залпом, почти в упор, по мечущимся остроухим конникам. И вырвали в конце концов победу, казавшуюся недоступной.

Впрочем, побывавшие на поле боя о победе говорили скептически усмехаясь. Просто Эохо Бекх решил не дожимать прижатых к опушке леса людей. Проживший больше двух тысяч лет сид знал – загнанный в угол зверь вдвое опаснее. Да и рисковать лучшими представителями своего народа не захотел. Перворожденные отошли, вернулись обратно за Ауд Мор, навсегда покинув разрушенные замки. Люди не стали их преследовать. Себе дороже. Когда подсчитали погибших и раненых в битве у Кровавой лощины, ужаснулись. Из каждых троих – один убит, один ранен и лишь один остался невредим. Можно ли сие назвать победой?

Война заглохла.

Кое-кто из горлопанов именовал ее священной и победной.

Но о новом сговоре и наступлении на остроухих почему-то ни один из королей не помышлял.

Земля зализывала раны.

Селяне отстраивали разрушенные деревни. Жизнь не заканчивается одной, отдельно взятой войной. Все равно в сердцах остается любовь и желание лучшей жизни.

Вот и Дрон, едва встретив восемнадцатое лето, заслал сватов в соседнее село. Играть свадьбы по всему Трегетрену принято по осени. После того как пшеница и ячмень собраны, обмолочены и сложены в амбарах, накоплены запасы на зиму в лабазах, заготовлено сено и солома для скотины.

Старшему брату Трелека сосватали девку красивую и работящую. Мать, урожденная веселинка, нарекла ее Светанкой. Девка и впрямь уродилась светлой и ласковой, как летняя зорька. И приданое за ней давали хорошее – пегую корову. На такой и пахать можно, и молока ведра два в день надаивать. Просто отличное приданое, даром что невеста – сирота. Сгинул ее отец, дядька Гуж, как раз в день битвы у Кровавой лощины. Распахивал он неподалеку клин целины, да там и смерть свою нашел.

Обнаружили его тело после того, как корова, голодная и ободранная, одна домой вернулась. В глазу у дядьки Гужа торчал бельт из тех, какими остроухие пользуются. Да в полутора стрелищах валялись обглоданные волками трупы лошадей и людей. Там же и сидовские мертвяки лежали, но проклятым племенем даже хищники побрезговали. Не стали жрать.

У Трелека аж мурашки побежали между лопатками, когда он вспомнил, что совсем неподалеку такое смертоубийство случилось. Очень уж много трупов побросали без должного погребения. Не сожгли павших в бою трейгов в просмоленной лодочке, не насыпали курган над веселинами. Не говоря уже об остроухих… Какие боги ведают, как их хоронить? А от непохороненных мертвяков так и жди беды. Вылезут ночью или вот в такие предрассветные часы, схватят и задушат неосторожного путника.

Оголенные ветви падубов сразу перестали казаться лапами великанов. Напротив, в их очертаниях подростку померещились когтистые лапы восставших из земли костяков. Тут же подумалось, что палая листва слишком сильно шуршит под ногами. Не худо бы ставить поршни поосторожнее.

Вдобавок ко всем страхам неподалеку заухал филин. Пугач по-местному.

Трелек заозирался по сторонам и тут же поплатился за это. Зацепился за торчащее корневище – едва носом не запахал… Но, благодарение Огню Небесному, на ногах устоял и даже коленку не испачкал.

Вот и старица.

Парень без труда разыскал воткнутые во влажный илистый берег палки с привязанными бечевками донок. Все, как одна, наклонились в сторону воды. Значит, рыба клюнула.

Поплевав на три стороны, для вящей приманки рыбацкого счастья, Трелек приготовил ременную петлю кукана и костяную проколку. Осторожно потянул первую бечевку, и сразу ощутил, как под толщей воды забилось сильное, упругое тело добычи.

Опытный рыбак не тянет снасть резко. Спешка, говорил соседский дед Плика, безбородый и лысый, как коленка, нужна в двух случаях – при ловле блох и когда брюхо пучит с протухшего харча. Знающий рыболов вываживает осторожно, плавно. С чувством, с толком, с расстановкой.

Своим рыбацким искусством Трелек по праву гордился. Не всякий взрослый мужик, не говоря уже о сверстниках и младших мальчишках, приносил в дом столько добычи.

Счастье не изменило ему и на этот раз. На первой донке оказалось сразу три угря. Да какие! Руки не хватит длину показать. Пусть посмеиваются над рыбаками те, кто этого ремесла не сподобился. Голова – полтора кулака в ширину. Известно, у тех угрей, что всякую мелкую живность пожирают – будь то рыбешка или рак, улитка или лягушка, – голова шире, чем у тех, кто травой речной питается. Такие угри крупнее вырастают. Хотя многие считают, что узкомордые вкуснее – жирнее и нежнее, в деревне Трелека с этим не соглашались. Здесь тушки угрей коптили на зиму. Натерев ладони землей, парень снял угрей одного за другим с крючков, продел ремешок кукана сквозь жабры, зацепил петлю за сучок близкого ясеня. Потянул очередную донку. И здесь улов порадовал. И в следующей…

Сомов, к слову сказать, не попалось ни единого. Зато угрей – аж двенадцать штук. Счастливое число. И Огню Небесному угодное. Длинные рыбины извивались подобно диковинным змеям – темно-зеленые спины, желтоватые бока, брюшки, серебром отсвечивающие под лучами изредка выглядывающей из-за облаков Ночной Хозяйки. Говорят, в теплых краях… например, в той же Приозерной империи, навалом всяких змей. Есть такие, что укусят человека и все – справляй тризну. Трелек этим рассказам верил не слишком сильно. Мало ли что говорят? Некоторые треплются, будто своими глазами тролля видели. Здоровущего, десяти стоп в высоту, одноглазого, большерукого и большеногого. Пасть, дескать, у него до ушей. Уши – махонькие и острые, ровно у сида перворожденного. А глаз – один. И прилепился посреди лба. Будто гоняется тролль за одинокими путниками, стонет, подвывает и норовит сцапать загребущими лапами. Кто ж такому поверит, ежели в здравом уме человек? Вот и в смертельно ядовитых змей Трелек не верил. Водятся и в северных королевствах ползучие гады. Так самая опасная из них – лесная гадюка. Взаправду, после ее укуса рука или нога отекает, жаром наливается и болит. День болит, второй, третий, а потом и перестает. А другие змеи – уж желтоухий или полоз четырехполосный – и вовсе безвредные. Человека боятся и завсегда при встрече с ним удрать норовят. Нет, конечно, если схватить, могут и они укусить. Так и белка кусает, ежели ей в пасть палец засунуть. Капелька крови вытечет, и что с того? Пососи палец, и все пройдет.