Шеррилин Кеньон - Бесконечность (ЛП)

Его мамочка уже тщательно спланировала его будущее, не допуская никаких отклонений или остановок.

Но в конце концов, он любил свою маму и высоко ценил все, что она делала для него. За исключением этого ее «делай, как я говорю, Ники. Я не слушаю тебя, потому что я знаю лучше» и прочей фигни, которую она говорит ему всё время.

Он не был тупым и старался не ввязываться в неприятности. Она понятия не имела с чем он сталкивался в школе, и каждый раз когда он пытался объяснить ей, она отказывалась слушать. Это так разочаровывало.

Боже, не мог бы я подцепить свиной грипп или что-то такое? Только на ближайшие четыре года, пока он закончит школу и не начнет жизнь, которая не будет состоять из постоянных унижений? Наконец, грипп же убил миллионы людей в 1918 и ещё немного во время вспышек болезни в семидесятые и восьмидесятые. Разве он о многом просит, всего лишь новая мутация болезни, которая сделает его недееспособным на несколько лет?

Может быть неожиданный приступ парвовируса… Ты не собака, Ник.

Верно, собака не встретит смерть, одетой в такую рубашку. С этим пролет, нужно что-то другое…

Вздыхая в бесполезной тревоге, он посмотрел на хренову рубашку, отчаянно желая, чтобы она сгорела. Хорошо, отлично. Он будет вести себя как обычно, будто бы его мамочка не вырядила его как жуткого идиота.

Он примирится с этим.

Я не хочу мириться с этим. Я выгляжу невероятно глупо.

Выше нос, Ник. Ты справишься с этим. Ты справлялся и с худшим.

Ну да, конечно. Отлично. Дай им повод поржать. В любом случае он не сможет остановить это. Если бы не было рубашки, они нашли над чем ещё приколоться. Его ботинки. Его стрижка. А если с этим выходил облом, они высмеивали его имя. Ник — хрен, или Николас с маленьким членом. Не важно, что сказал или сделал, те кто высмеивали его, могли приколоться над чем угодно. Некоторые люди просто просто не могли жить без того, чтобы не мучить окружающих.

Его тетя Мениара всегда говорила, что никто не может унизить человека, если он сам не позволит этого сделать.

И проблема в том, что он позволял это и даже большее, чем хотел бы.

Его мама поставила треснутую голубую тарелку рядом с кухонной плитой, местами покрытой ржавчиной.

— Садись, мой мальчик, и покушай. Я прочитала в журнале, который кто-то оставил в клубе, что дети получают высшие балы в тестированиях и вообще лучше учатся, если они завтракают.

Она улыбнулась и показала ему упаковку бекона.

— И посмотри. Срок годности у него ещё не вышел.

Он улыбнулся, хотя это на самом деле не было ничего веселого. Один из парней, которые посещали мамин клуб, был местным бакалейщиком, и он отдавал им мясо, когда у того истекал срок годности, тогда как все остальные такие продукты просто выбрасывали.

«Если съесть это быстро, то ничего не случится».

Ещё одна мамина прописная истина, которую он ненавидел.

Подхватив хрустящий бекон, он взглянул на их крошечное жилище, которые они называли домом. Это был один из четырех, подлежащих сносу давно обветшалых домов. Он состоял их трех маленьких комнат: кухни/гостиной, маминой спальни и ванной, — не так уж и много, но это был их дом и его мама гордилась этим, он тоже старался гордиться. В основном.

Он поморщился глядя на свой угол, его мама отделила ему часть комнаты, повесив темно-синие одеяла, после прошедшего дня рождения. Его одежда хранилась в старой корзине из прачечной, стоящей на полу, рядом с его матрасом, застеленным бельем с изображениями из Звездных воин. Это белье было у него с девяти лет: ещё один мамин подарок, который мама урвала на местной распродаже.

— Однажды, мама. Я куплю нам по-настоящему прекрасный дом.

В нем будут по-настоящему прекрасные вещи.

Она улыбнулась, но ее глаза говорили о том, что она не верит его словам.

— Я знаю, что ты это сделаешь, детка. Я не хочу, чтобы ты прозябал как я.

Она сделала паузу, горечь промелькнула на ее лице.

— Ты четко видишь, чем это обернется для тебя.

Чувство вины пронзило его. Из-за него его мама вылетела из школы. Как только ее родители узнали о том, что она беременна, они предложили ей один вариант.

Избавиться от ребенка или покинуть их прекрасный дом в Кеннере, а также учебу и семью. По правде он до сих пор не понимал, почему она выбрала его.

Об этом Ник никогда не позволял себе забывать. Однажды он вернет ей все сполна. Она заслужила это, и для нее он будет носить это уродскую рубашку.

Да если это убьет его.

Он будет улыбаться сквозь боль, до тех пор пока Стоун и его дружки будут выбивать ему зубы.

Стараясь не думать о предстоящих побоях, Ник доел свой бекон, молча. Может быть Стоун не придет сегодня в школу. Может он подхватил малярию, или чуму, или бешенство, или что-то ещё.

Да, может у придурковатого подлизы появилась сыпь на интимном месте.

Он бы затолкал эти шершавые усыпанные пятнами яйца ему в рот и заставил бы проглотить их, вот эта мысль по-настоящему развеселила его. По крайней мере он перестал трястись от страха. Но это было всё, что он мог сделать.

Он взглянул на часы на стене и вскочил.

— Пора идти. А то я опоздаю.

Она схватила его в медвежьи объятья.

Ник скривился.

— Перестань постоянно домогаться меня, мам. Я пойду, а не то опоздаю.

Она шлепнула его по заду, прежде чем отпустить его.

— Постоянно домогаться тебя. Ничего получше не придумал, мальчик.

Она взъерошила его волосы, пока он нагибался, чтобы подхватить рюкзак.

Он надел его за спину и распахнул дверь. Он заставил себя выйти на обветшалое крыльцо и рванул вниз по улице, мимо поломанных машин и мусорных баков, туда где была трамвайная остановка.

«Хоть бы ещё не уехал…»

Иначе он бы был обречен снова на «Ник? И что нам с тобой делать, ты — грязный отброс общества?» — новую лекцию Мистера Питерса. Пожилой мужчина ненавидел его до мозга костей, а тот факт, что Ник был стипендиатом в его высоко-привилегированной школе всерьез раздражал его. Больше всего на свете, он хотел бы вышвырнуть его, чтобы Ник не «испортил» детей из приличных семей.

Ник поджал губы, он так старался не думать о том, как эти приличные люди смотрели на него, как будто он был ничтожеством. Больше половины их папаш были завсегдатаями клуба, где работала его мама, тем не менее они считались приличными, а он и его мама — отбросами.

Их лицемерие его раздражало. Но что есть — то есть. Он не мог поменять ничье мнение, кроме своего собственного.

Ник тряхнул головой и побежал, когда увидел, что трамвай подъехал к остановке.