Владимир Жариков - Четырнадцатое, суббота

Тут я обнаружил, что держусь за наше плавсредство в гордом одиночестве. Командор плыл метрах в пяти от плота, что-то орал и махал рукой. Лёха выбирался на берег, а Ленка с Катькой уже стояли на твердой земле, что радовало, но наполовину, потому что Ленка находилась на каменистой косе левого берега, куда выбирался Лёха и туда же держал курс командор. Катька же стояла по… в общем почти по пояс в воде в гроте у правого берега, который представлял собой отвесную скалу.

Как всегда, на меня ложилась вся черная работа - чалиться. Для этого мне предстояло нырнуть под плот, нащупать и отвязать чальный конец и, пока веревка разматывается, доплыть до берега. На берегу надо найти подходящий камушек, да побольше, обежать вокруг него три-четыре раза с веревкой и намотать, как на кнехту, причальный конец. В теории это легко, но на практике все надо проделать без дублей - второй попытки у меня нет (и второй жизни тоже). Если веревка натянется, а я все еще НЕ буду на берегу (или БУДУ не на берегу), плот потащит меня за собой и придется отпустить его восвояси вместе со всеми нашими столь необходимыми для походной жизни вещами и спасаться самому, ибо удержать за веревку три тонны, увлекаемые взбешенной рекой, я не в состоянии. Впрочем, не стану утомлять вас долгим описанием своих действий, скажу только, что плот я все-таки упустил. Веревка натянулась, когда я почти доставал ногами донные камни. Меня сшибло с ног, приложило башкой о хорошенький такой булыжничек (благо хоть хоккейная каска защитила эту жизненно важную часть тела) и веревка вырвалась у меня из рук.

Я вышел на берег, тяжело восстанавливая дыхание. Струи воды потоками стекали к моим ногам. Заметив подбегающего командора, я развел руками, не смея поднять на него глаза. Комплекс вины почему-то уже обуял меня, в мыслях я оправдывался, хотя никто мне не сказал еще ни слова упрека. Да и что в этой ситуации я мог сделать один? В том, что мы остались без плота и без вещей виноват не только я…

Но все-таки Бог на свете есть, и его посланником на этот раз выступил наш товарищ.

- Вон он! - раздался откуда-то сверху голос Лёхи. - Там, за поворотом!

Мы с командором посмотрели наверх. Лёха стоял на береговой терраске и пальцем указывал вниз по течению реки.

- Его прибило к галечной отмели!

Спотыкаясь о прибрежные камни, мы стремительно помчались за поворот. Там река расширялась и успокаивалась, а на каменистом перекате застрял наш несчастный перевернутый плот. Не веря такой поистине фантастической удаче, мы бежим к нему по мелководью, едва не сбиваемые с ног потоком. Первым делом я выбрал веревку, которую упустил несколько минут назад, смотал ее в бухту, достал стропорез и уверенным движением перерезал конец, уходивший под плот.

- Зачем? - удивился командор.

- Катька там! На том берегу! Спасать надо!

Катька решила, что все мы сволочи и негодяи, бросили ее одну на произвол судьбы, а сами смотались. Но о том, что она думала, мы узнали часом позже, ибо в течение этого часа проводилась спасательная операция. Переорать реку и объяснить что-то Катьке было невозможно, мы просто по очереди пытались перекинуть к ней веревку, чтобы она ухватилась за нее и переплыла на наш берег. С десятой или двенадцатой попытки веревка до нее долетела, чуть не стукнув по голове привязанным к концу камнем. Потом жестами и знаками мы долго пытались передать ей команду "хватайся и плыви". Короче, через час наша группа в полном составе собралась у перевернутого плота.

- А как мы достанем наши вещи? - спросила Ленка, пытаясь просунуть под плот руку.

Наверно не стоит объяснять, что перевернуть обратно трехтонную махину без помощи подъемного крана не представлялось возможным.

- Плот надо разобрать, - сказал командор. - Завтра свяжем заново. Потеряем день, а что делать?!

- Какое сегодня число? - спросил Леха, ни к кому конкретно не обращаясь.

- Тринадцатое августа, - ответил я.

- А день?

- Пятница, однако.

- Ну вот, этим все сказано, - произнес Леха тоном законченного пессимиста.

- Да бросьте вы, ребята! - сказал командор. - Все нормально, все живы, могло быть и хуже. И вообще, это для американцев несчастливый день - пятница. У нас, ин Раша, всегда несчастливым днем считался понедельник. Помните песню? "Видно в понедельник их мама родила…"

Итак, всей группой мы навалились на разборку плота. Ломать - не строить. Через час на берегу раздельно лежали бревна, жерди, жердочки и наше барахло. Резиновые мешки, надежно привязанные к настилу, оказались целы - ничего не промокло, не утонуло и не уплыло. Часть веревочек, которыми были связаны между собой бревна, пришлось разрезать, поскольку узлы находились с другой стороны плота.

- Чем же мы завтра будем вязать плот? - спросил Лёха, скорее риторически.

- Придумаем, - ответил командор. - Еще не вечер.

Тем не менее наступал вечер, потому что день клонился к закату. Мы насквозь промокли, продрогли и устали, хотелось есть, значит необходимо срочно ставить лагерь, переодеваться и готовить ужин.

- Я тут зимовье поблизости заприметил, - сказал Лёха.

Для тех, кто не въезжает. Зимовье - это небольшая избушка, которую ставят охотники на достаточном удалении от дома, чтобы в зимнее время было где переночевать или обогреться, ежели ночь или непогода застанет в пути и помешает вернуться домой. По неписаным таежным правилам воспользоваться такой избушкой может любой путник, двери у них никогда не запирают. Надо только оставить после себя порядок, запас дров, спички и какой-нибудь еды: крупу, соль, тушенку - кому-нибудь да сгодится.

Поэтому мы решили не возиться с палатками и переночевать в избе. Избушка была небольшая - шесть на четыре метра, может чуть больше - без сеней и вместо фундамента стояла на толстых кряжистых пнях. Печка, занимавшая пол-избы оказалась русской, что довольно странно, ибо как правило в таких строениях для экономии места ставят небольшую "голландку" или "шведку" с варочной плитой.

Пока мы возились с разборкой плота и вытаскивали вещи, разыгралась непогода: порывами дул ветер, небо затянули хмурые облака и начинал моросить противный дождик. Перетаскав мешки с нашей поклажей от разобранного плота в избу, мы сходили в лес за дровами, напилили их, накололи и развели во дворе костер, чтобы приготовить на нем ужин. Так нам привычнее, чем готовить на русской печке. В избушке мы навели порядок, подмели, накрыли стол, затопили печь, просто так, не столько для тепла, сколько для уюта, и зажгли свечи.

- А не провести ли нам экзотермическую реакцию? - предложил Лёха.

- Которая происходит, как известно, с выделением тепла, - поддержал я товарища.