Клайв Льюис - Конь и его мальчик
– Тогда я убегу, – сказал Шаста, сильно побледнев.
– Да, беги, – сказал конь. – Со мною вместе.
– Ты тоже убежишь? – спросил Шаста.
– Да, если ты тоже убежишь, – сказал конь. – Тогда мы, может быть, и спасёмся. Понимаешь, если я буду без всадника, люди увидят меня и скажут: «У него нет хозяина» – и погонятся за мной. А с всадником – другое дело… Вот и помоги мне. Ты ведь далеко не уйдёшь на этих дурацких ногах (ну и ноги у вас, людей!), тебя поймают. Умеешь ты ездить верхом?
– Конечно, – сказал Шаста. – Я часто езжу на осле.
– На чём? Ха-ха-ха! – презрительно усмехнулся конь (во всяком случае, хотел усмехнуться, а вышло скорей «го-го-го!..», у говорящих коней лошадиный акцент сильнее, когда они не в духе). – Да, – продолжал он, – словом, не умеешь. А падать хотя бы?
– Падать умеет всякий, – отвечал Шаста.
– Навряд ли, – сказал конь. – Ты умеешь падать, и вставать, и, не плача, садиться в седло, и снова падать, и не бояться?
– Я… постараюсь, – сказал Шаста.
– Бедный ты, бедный, – гораздо ласковей сказал конь, – всё забываю, что ты – детёныш. Ну ничего, со мной научишься! Пока эти двое спорят, будем ждать, а заснут – тронемся в путь. Мой хозяин едет на Север, в Ташбаан, ко двору Тисрока.
– Почему ты не прибавил «да живет он вечно»? – испугался Шаста.
– А зачем? – спросил конь. – Я свободный гражданин Нарнии. Мне не пристало говорить, как эти рабы и недоумки. Я не хочу, чтобы он вечно жил, и знаю, что он умрёт, чего бы ему ни желали. Да ведь и ты свободен, ты – с Севера. Мы с тобой не будем говорить на их манер! Ну, давай обсуждать наши планы. Я уже сказал, что мой человек едет на Север, в Ташбаан.
– Значит, нам надо ехать к Югу?
– Нет, – сказал конь. – Если бы я был нем и глуп, как здешние лошади, я побежал бы домой, в своё стойло. Дворец наш – на Юге, в двух днях пути. Там он и будет меня искать. Ему и не догадаться, что я двинусь к Северу. Скорее всего, он решит, что меня украли.
– Ура! – закричал Шаста. – На Север! Я всегда хотел его увидеть.
– Конечно, – сказал конь, – ведь ты оттуда. Я уверен, что ты хорошего северного рода. Только не кричи. Скоро они заснут.
– Я лучше посмотрю, – сказал Шаста.
– Хорошо, – сказал конь. – Только поосторожней.
Было совсем темно и очень тихо, одни лишь волны плескались о берег, но этого Шаста не замечал, он слышал их день и ночь, всю жизнь. Свет в хижине погасили. Он прислушался, ничего не услышал, подошёл к единственному окошку и различил секунды через две знакомый храп. Ему стало смешно: подумать только, если всё пойдёт как надо, он больше никогда этих звуков не услышит! Стараясь не дышать, он немножко устыдился, но радость была сильнее стыда. Тихо пошёл он по траве к стойлу, где был ослик, – он знал, где лежит ключ, отпер дверь, отыскал седло и уздечку: их спрятали туда на ночь.
Потом поцеловал ослика в нос и прошептал: «Прости, что мы тебя не берём».
– Пришёл наконец! – сказал конь, когда он вернулся. – Я уже гадал, что с тобой случилось.
– Я доставал твои вещи из стойла, – ответил Шаста. – Ты не скажешь, как их приладить?
Потом довольно долго он их прилаживал, стараясь ничем не звякнуть. «Тут потуже, – говорил конь. – Нет, вот здесь. Подтяни ещё». Напоследок он сказал:
– Вот смотри, это поводья, но ты их не трогай. Приспособь их посвободней к луке седла, чтобы я двигал головой, как хотел. И главное, не трогай.
– Зачем же они тогда? – спросил Шаста.
– Чтобы меня направлять, – отвечал конь. – Но сейчас выбирать дорогу буду я, тебе их трогать ни к чему. А ещё – не вцепляйся мне в гриву.
– За что же мне держаться? – снова спросил Шаста.
– Сжимай покрепче колени, – сказал конь. – Тогда и научишься хорошо ездить. Сжимай мне коленями бока сколько хочешь, а сам сиди прямо и локти не растопыривай. Что ты там делаешь со шпорами?
– Надеваю, конечно, – сказал Шаста. – Уж это я знаю.
– Сними их и положи в перемётную суму. Продадим в Ташбаане. Снял? Ну, садись в седло.
– Ох, какой ты высокий! – с трудом выговорил Шаста после первой неудачной попытки.
– Я конь, что поделаешь, – сказал конь. – А ты на меня лезешь, как на стог сена. Вот так получше! Теперь распрямись и помни насчёт коленей. Смешно, честное слово! На мне скакали в бой великие воины, и дожил я до такого мешка! Что ж, поехали. – И он засмеялся, но не сердито.
Конь превзошёл себя, так он был осторожен. Сперва он пошёл на Юг, старательно оставляя следы на глине, и начал переходить вброд речку, текущую в море, но на самой её середине повернул и пошёл против течения. Потом он вышел на каменистый берег – там следов не оставишь – и долго двигался шагом, пока хижина, стойло, дерево – словом всё, что знал Шаста, – не растворилось в серой мгле июльской ночи. Тогда Шаста понял, что они уже на вершине холма, отделявшего от него мир. Он не мог толком разобрать, что впереди – как будто и впрямь весь мир, очень большой, пустой, бесконечный.
– Ах, – обрадовался конь, – самое место для галопа!
– Ой, не надо! – сказал Шаста. – Я ещё не могу… пожалуйста, конь! Да, как тебя зовут?
– И-йо-го-го-га-га-га-а!..
– Мне не выговорить, – сказал Шаста. – Можно я буду звать тебя Игого?
– Что ж, зови, если иначе не можешь, – согласился конь. – А тебя как называть?
– Шаста.
– Да… Вот это и впрямь не выговоришь. А насчет галопа ты не бойся, он легче рыси, не надо подниматься-опускаться. Сожми меня коленями (это называется шенкеля) и смотри прямо между ушей. Только не гляди вниз! Если покажется, что падаешь, сожми сильнее, выпрями спину. Готов? Ну, во имя Нарнии!..
Глава вторая
Первое приключение
Солнце стояло высоко, когда Шаста проснулся, ибо что-то тёплое и влажное прикоснулось к его щеке.
Открыв глаза, он увидел длинную конскую морду, вспомнил вчерашние события, сел и громко застонал.
– Ой, – еле выговорил он, – всё у меня болит. Всё как есть. Еле двигаюсь.
– Здравствуй, маленький друг, – сказал конь. – Ты не бойся, это не от ушибов, ты и упал-то раз десять, и всё на траву. Даже приятно… Правда, один раз ты отлетел далеко, но угодил в куст. Словом, это не ушибы, так всегда бывает поначалу. Я уже позавтракал. Завтракай и ты.
– Какой там завтрак! – сказал Шаста. – Говорю же, я двинуться не могу.
Но конь не отставал; он трогал несчастного и копытом, и мордой, пока тот не поднялся на ноги, а поднявшись – не огляделся. Оттуда, где они ночевали, спускался пологий склон весь в белых цветочках. Далеко внизу лежало море – так далеко, что едва доносился всплеск волн. Шаста никогда не смотрел на него сверху и не представлял, какое оно большое и разноцветное. Берег уходил направо и налево, белая пена кипела у скал, день был ясный, солнце сверкало. Особенно поразил Шасту здешний воздух. Он долго не мог понять, чего же не хватает, пока не догадался, что нету главного – запаха рыбы. (Ведь там – и в хижине, и у сетей – рыбой пахло всегда, сколько он себя помнил.) Это ему очень понравилось, и прежняя жизнь показалась давним сном. От радости он забыл о том, как болит всё тело, и спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});