Маргарет Уэйс - Стражи утраченной магии

— Намеком может служить могила некоего баака, — пояснил служитель. — Баака, которого называли Хранителем.

Служитель начал рассказывать Густаву историю о голодающем бааке, спасенном пеквеями, и необычных обстоятельствах погребения этого существа. Когда речь зашла о том, что баак был похоронен вместе с неким магическим сокровищем, Густав весь обратился в слух. Он попросил служителя повторить эту часть рассказа. Возможно ли, чтобы священный и могущественный Камень Владычества все эти годы покоился рядом со сгнившими останками чудовища? Густава одолевали сильные сомнения по поводу услышанного, но сейчас это было все, чем он располагал.

Монахиня дала лишь общее описание места, где находилась гробница. Монахи-летописцы всегда называли исключительно природные ориентиры, прекрасно понимая (лучше, чем кто бы то ни был), что любые искусственные границы, устанавливаемые людьми, легко сметаются войной или сменой власти. Так, государство, двести лет назад именовавшееся Дункаргой, после жестокой войны, расколовшей его народ, называлось теперь Карну.

Монахиня описывала гору, напоминавшую орлиный клюв и находившуюся к западу от большой реки, которая, в свою очередь, находилась к западу от Драконьей Горы и текла на север и на юг. Место погребения баака располагалось где-то посередине между рекой и горой. Густав определил, что речь шла, скорее всего, о реке Деверель. Руководствуясь такими указателями монахини, как «в пределах тени, отбрасываемой горной вершиной в полдень» и «на расстоянии семнадцати дней пути от подножия горы», он прибыл в места, наиболее точно совпадающие с описанием.

Густав заключил, что место старой стоянки должно было располагаться поближе к источнику воды, поскольку пеквеям и в голову не пришло бы выкопать колодец или прорыть канал. В Лереме этот низкорослый народ слыл самым ленивым.

Река Деверель служила естественной границей между Виннингэльской империей и королевством Карну. Если бы путь Густава пролегал через какой-нибудь пограничный город, он наверняка бы встретил вооруженную охрану по обоим берегам, хмуро поглядывающую на своих противников и не упускающую возможности выпустить по ним стрелу. Эти государства находились в состоянии необъявленной войны. Однако Густав предпочитал двигаться по глухим местам. С тех пор как сто лет назад отсюда ушли пеквеи, здесь вряд ли ступала нога разумного существа.

Густав был уроженцем Виннингэля. Если бы его застигли в Карну и узнали, кто он на самом деле, дело могло бы кончиться весьма скверно. Правда, Густав не боялся, что его могут обнаружить. Еще с тех давних лет, когда его жизнь протекала на улицах и переулках Нового Виннигэля, у Рыцаря Сукина Сына сохранился талант проходить незамеченным через большие и малые вражеские города. Когда ему требовалось, он выглядел обыкновенным стариком, который брел себе по проселочным дорогам, убегая от смерти. И никто бы не распознал в нем Владыку.

Устроив свой лагерь примерно на расстоянии мили от реки, Густав начал поиски могилы баака. За это небезопасное дело он принялся скрупулезно, разбив предварительно всю местность на квадраты. Затем в течение двух дней он обходил один квадрат за другим. Сто шагов на север. Поворот на восток. Еще сто шагов и поворот на юг. Сто шагов на запад с возвращением к отправной точке. Обойдя один квадрат, Густав переходил на другой.

Прошло три дня. Густав пока ничего не нашел, но это его не обескураживало. У него оставалось еще четыре квадрата, целых четыре квадрата. Если ему не повезет, он намеревался переместиться вдоль берега реки на десять миль к югу и все начать сначала.

И все эти дни кто-то за ним следил.

Утром четвертого дня Густав проснулся после неглубокого сна, не чувствуя себя достаточно отдохнувшим. За ночь он трижды просыпался, и каждый раз ему казалось, что он слышит какой-то странный звук снаружи. Помимо этого, каждый раз ему приходилось вылезать из шатра по малой нужде. Ничего не поделаешь — слабый мочевой пузырь был одним из неудобств, доставляемых старостью. Пошатываясь, Густав выбрался из шатра и убедился, что раннее утро предвещает отличный день, солнечный и ясный. Лето только что наступило. Листва на деревьях еще сохраняла весеннюю свежесть и была ярко-зеленой. Жаркие ветры пока что не успели покрыть ее слоем пыли, а черви — прогрызть узорчатые дырки. Густав тщательно осмотрел землю вокруг шатра, но никаких следов, кроме своих собственных, не заметил.

Густав прошел к реке, в очередной раз облегчился, а затем с наслаждением поплавал в прохладной воде, прогоняя из головы остатки сна. На речном берегу он также не заметил чужих следов. Он зачерпнул воды для лошади, зная, что его боевая подруга пасется на лугу, где в изобилии растут сладкая трава и клевер. Затем он направился к месту сегодняшних поисков.

Идя через кусты и ощущая затылком тепло солнца, Густав вдруг резко остановился. Он снял сапог, недовольно осмотрел его, затем перевернул и потряс, словно заподозрил, что за ночь кто-то успел там поселиться. Вытряхивая сапог, Густав внимательно вслушивался в окружающее пространство и поминутно бросал короткие взгляды по сторонам.

Вокруг беззаботно чирикали птицы, возле медоносных кустов жужжали пчелы, мимо пролетали мухи.

Густав вновь надел сапог и продолжил путь. Во время поисков он постоянно был при оружии, хотя в иных ситуациях редко носил меч. Глаза обшаривали траву в поисках следов той, давнишней, стоянки пеквеев. Густав также отмечал, не примята ли трава и не торчит ли где клочок ткани, зацепившейся за колючку. Слух его был обострен до предела, и если бы где-то в сотне ярдов от него сердито заверещала потревоженная белка, он бы непременно услышал.

— Благодарение богам, что в свои семьдесят я отлично слышу, сносно вижу и сохранил большую часть зубов, — произнес вслух Густав и усмехнулся.

Если не считать частых ночных пробуждений, наступавшая старость щадила его. Правда, глаза, вместо того чтобы стать дальнозоркими, как водится у стариков, сделались близорукими. Уже где-то в сорок лет Густаву приходилось держать книгу у самого носа. Один моряк из орков продал ему замечательное новшество — два небольших круглых стекла, скрепленных проволокой, которые водружались на нос. Приобретение вновь позволило ему читать с легкостью. Ухудшение зрения было единственным явным признаком преклонного возраста. Правда, стала ощущаться еще и некоторая скованность в суставах, когда он просыпался по утрам. Но после быстрой ходьбы скованность обычно исчезала.

Густав размышлял о том, что ему особенно повезло с зубами. Он видел немало стариков, вынужденных довольствоваться жидкой пищей, так как твердую им уже было нечем пережевывать. И как раз в это время он увидел, что его поиски, кажется, начинают давать результаты.