Айя Субботина - Шаманы крови и костей

  Когда они окунулись в джунгли, в голове мальчишки стало тяжело от обрушившихся на него запахов. Пряные, сладкие, горькие, замешанные на густых ароматах молодых листьев и сырости. Земля липла к копытам лошадей, а птицы, завидев незваных гостей, взялись хлопать крыльями и недовольно щелкать крючковатыми клювами. Многоликий подобрал несколько причудливых ярких перьев, и сунул их в заплечный мешок.

  Стоило проехать дальше в джунгли, как деревья расступились, пропуская путников, точно гостеприимная хозяйка. В ноги лошадям бросилась тропа - извилистая лента, посыпанная песком и щедро утоптанная множеством ног. Многоликому хотелось спросить, как здесь могут проходить тяжело груженые обозы, но Катарина опередила его.

  - Для караванщиков есть другой путь, на котором иные законы. Покупателям здесь рады куда больше, потому у нас свой почет. Но ты все равно не забывай держать глаза открытыми.

  Мальчишка кивнул, до боли сжав челюсти. Каждый раз, когда таремка говорила так, ему хотелось схватить ее за волосы и приставить кинжал к горлу. Сцедить пару капель крови, прежде чем увальни вокруг Катарины поймут, что сталось. Уж тогда бы она перестала постоянно тыкать в то, о чем не имела понятия. Но мальчишка продолжал быть тем, кого в нем хотели видеть - послушным щенком, которого можно так и эдак трепать по шерсти, и журить себе на потеху. В конце концов, он принес клятвы, и собирался исполнять их, пока в том будет выгода. Его кормили и поили вдосталь, а за спиной всегда были неприступные стены Замка на Пике. Если братья захотят подобраться к нему на расстояние удара, им придется изрядно поломать головы над тем, как попасть внутрь неприступного каменного схрона. Многоликий мысленно скорчил рожу своим преследователям, будто те стояли перед ним.

  Где-то над головой недовольно пискнула растревоженная птаха, напоминая мальчишке об убитой царевне. Она была совсем юной, но насквозь испорченной. Большая часть времени ушла на то, чтоб пробраться во дворец. Днями напролет ходить вокруг да около, каждый раз примеряя то личину попрошайки, то "лицо" странствующего пилигрима, а то и девушки-цветочницы. Каждый день к стенам дворца приходили десятки торговцев, что доставляли к царскому стол масло, сыры, вина, муку... Товары осматривали пристально, но когда длинная вереница походила к концу, даже стражники уставали и переставали заглядывать в каждую бочку и каждый мешок. Чем Многоликий и воспользовался. Еще пара дней ушла на то, чтобы присмотреть подходящий караван, которые с приходом тепла, все прибывали и прибывали. Выбрав иджальского торговца засахаренными фруктами и прочими сладостями, Многоликий улучил момент, и схоронился в одном из глиняных сосудов, перед этим наполовину опорожнив его. Вязкая сладкая дрянь, напоминала густо сдобренную орехами сметану, и с охотой приняла его. Случись что - всегда можно будет нырнуть в нее с головой. Многоликий не знал, сколько прошло времени, прежде чем дошел черед и до обоза иджальского торговца. Мальчишка слышал, как смотровой велел торговцу открыть несколько бочек. Скрипнули поддернутые лезвиями топоров крышки, бряцнули крышки на глиняных горшках, недовольно заворчал торговец. Когда телега тронулась, Многоликий понял, что перестал чувствовать ноги. Он попробовал пошевелить пальцами, но вязкая масса свела на нет все попытки. Пришлось стиснуть зубы и ждать, пока носильщики перенесут все добро в амбары и кладовые. Когда все стихло, Многоликий скинул крышку и, с трудом превозмогая боль - от каждого движения его сводила судорогой - выбрался наружу. Какое-то время он просто лежал, не в силах пошевелиться. И только много позже, размассировав затекшие ноги, смог как следует осмотреться. Глаза к тому времени привыкли в темноте, и мальчишка без труда рассмотрел вокруг высокие стеллажи с бочонками, балки, на которые были нанизаны длинные колбасные ленты, полки с соленьями и сырами. Спутниками шуму от его осторожных шагов, был назойливый мышиный писк. Многоликий старался не обращать внимания на зудящую кожу, кое-как обтерся, чем попало под руку, и поужинал соленьями в прикуску с сушеными грибами. Закусив мочеными яблоками, мальчишка забрался в угол, туда, где его скрывали высокие козлы, на которых разложили сыровяленые свиные окорока.

  Многоликий не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он уснул и вообще попал в амбар, но когда дверь отворилась, встрепенулся, осторожно выглядывая из своего убежища, стараясь не попасть в свет факела. Огромный толстяк почти полностью загородил собою проход, и Многоликий терпеливо дожидался, пока тот подойдет ближе. Мужик осветил факелом кладовую, и шагнул в сторону козлов, за которым прятался Многоликий. Мальчишке даже показалось, что тот почуял неладное, но толстяка интересовал только окорок. Улучив момент, когда мужик повернутся спиной, мальчишка выскользнул из своего убежища, бесшумно нагнал толстяка на полпути к выходу, и вскочил на спину. Пока толстяк непонимающе мычал, мальчишка свернул ему шею. Тот так и свалился рожей в пол, поднимая тучи пыли. Многоликий едва нашел силы, чтоб оттащит тушу покойника в самый дальний угол, и после прикрыть ее мешками с мукой и крупами. И только потом покинул свое убежище. Он долго петлял коридорами, прежде чем нашел комнату для прислуги. Внутри, занятая штопаньем, сидела только одна рабыня. Она подслеповато щурила глаза в тусклом свете лучины и, стоило мальчишке переступить порог, окликнула.

  - Закри, сучье вымя, где тебя харсты носят с самого утра?!

  "Она приняла меня за кого-то другого", - сообразил Многоликий, и что-то невнятно бросил в ответ. Тем временем женщина швырнула ему под ноги рубаху, штопаньем которой была занята мгновение назад, велела переодеться и ступать вычищать котел. Мальчишка выполнил все в точности. Вечером, когда рабы разбредались спать, он потихоньку затерялся в сырых коридорах и какое-то время петлял по их темным лентам, пока, наконец, не выбрался в галерею, всю испещренную коридорами и лестницами. Он вспоминал, о чем шептались невольники, каждое слово, которое давало хоть малую указку, где искать покои царевны.

  Однако же, удача улыбнулась ему.

  На одном из этажей, он услыхал шорох. Боясь быть найденным, мальчишка спрятался за стойкой с бутафорскими золочеными мечами, и вскоре увидел его. Тень крадущегося дрожала в неспокойном свете факела. Фигура, вся в темном, точно летучая мышь, ловко шмыгнула к факелу и неуловимым движением плеснула что-то на пламя. На какое-то время, когда тьма стремительно расползлась по коридору, Многоликий потеря шпиона из виду, но нашел его по звуку шагов. Кем бы они ни был - вором ли или убийцей, его мастерство не шло ни в какое сравнение с уловками братьев Послесвета. Многоликий последовал за фигурой, полный почти детского любопытства разузнать, кто еще может шастать в стенах царского дворца. Если выйдет выведать что-то интересное, Катарина будет довольна. Шагов за пятьдесят, фигура остановилась, едва различимая в темноте, и Многоликий расслышал короткий звук. Будто стучались в дверь - два быстрых удара, и два - с паузами. Не иначе условленный сигнал, решил мальчишка. Сразу после них темноту разрезал неясный луч света, что выбивался из приоткрывшейся двери.