Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 1

После того, как мы все уселись, стих шум и стало возможно говорить, директор школы в удивительной тишине произнес речь.

Вначале нас поздравили с окончанием школы. Директор школы сказал нам, что мы теперь уже не школьники и это нас сильно обрадовало. Он сказал, что мы сегодня вечером последний раз собрались в школе все вместе и больше уже никогда в жизни, вместе, как сегодня, не соберемся. Он сказал, что мы разлетимся как птички из родного гнезда. У всех нас будут свои дороги со своими разными судьбами. Всем нам впереди предстоит много жить и много трудиться. У каждого впереди будет много радостей и в достатке огорчений. Директор пожелал нам успехов на будущее и просил помнить нашу школу, своих учителей. Помнить все то хорошее, чему нас здесь учили и это хорошее должно быть нашим путеводителем на всю жизнь. Директору долго аплодировали. Некоторые же из чувствительных, даже прослезились. Но это были мамаши, а не мы.

После директора ораторство взяла наша классная руководительница. Звали ее Лидия Васильевна Ягушинская, а по-нашему, по-простому, величали 'Лидушка'. Она назвала лучших учеников среди которых, к своему удивлению, я услышал свое фамилию. 'Лидушка' безнадежно, как и прежде, пыталась напоследок начинить нас всякими умными напутствиями на будущее. Поскольку мы всю жизнь привыкли не слушать ее умные наставления, то и сейчас, сработавший рефлекс позволил застрять в наших ушах только часть ее речи. А поскольку это было так, то и речь ее не оказалась столь торжественной. Однако мы все-таки поняли, что и она чего-то желает нам хорошего.

Народ облегченно вздохнул лишь тогда, когда снова взял слово директор. Он пригласил нас налить в стаканы вина и выпить за успешное окончание школы. На душе сразу стало легче.

Лица у всех повеселели. Сначала всем налили шампанского. В то время оно было редкостью. Выпили, робко закусили. Потом нам, мальчикам, налили русской водки. Выпили, снова закусили. На этот раз уже смело и по-настоящему. За столами зашумели бодрее, народ воспрянул духом, послышались шутки и пошел пир на весь мир. На сцене заиграл наш школьный духовой оркестр. Девушки, как наиболее активные и смелые среди нас, вышли из-за стола и закрутились по залу. Парни пока еще робели. Они молча сидели за столом, исподлобья бросали робкие взгляды на окружающее и чего-то выжидали. Несколько позже, когда девушки уже натанцевались сами с собой, а мальчики все еще молча раздумывали о чем-то, девушки начали вытаскивать своих робких кавалеров из-за столов и чуть ли не силой кружить их в танце по залу. Некоторые мальчики отчаянно сопротивлялись. Что делать, таковы были тогда юноши в школах. Некоторые парни сами приглашали девушек на танец, однако их было меньшинство. Вскоре и мальчики вошли во вкус. Конечно, как и настоящие рыцари, мальчики предпочтение имели к дамам своего сердца. Если у кого не было таковой, то такие успешно танцевали с дамами чужого сердца. У меня также была девушка сердца. Темная черноглазая с темными и вьющимися волосами. Ресницы у нее были длинные-длинные. И она мне казалась самой красивой девушкой на земле. Я часто, вроде нечаянно, поглядывал на нее. Она же не особенно. Это доставляло мне тяжелые огорчения однако танцевал с ней я почти весь вечер, хотя я отчего-то побаивался ее. Вино сделало нас смелыми, непринужденными, особенно девушек.

Все много танцевали, хором пели песни. Сольных номеров не было. Может быть потому, что мы стеснялись, а может быть в стране коллективизма и массовости во всем мы просто не знали ничего другого. Пели только хором, а некоторые еще и плясали. Плясали что-то похожее на народный танец. Однако к музыке еще с раннего детства мы знали нужные слова. Эти слова звучали примерно так: 'Николай давай станцуем, Николай давай'. По-видимому и все. Еще танцевали 'Лезгинку'. В общем-то, нам всем было очень хорошо. Только мне иногда казалось, что я сам не знаю себя. Было ли мне весело или грустно. Было весело потому, что мы пили вино и веселились. Было грустно потому, что этот вечер был последним нашим вечером в нашей школе. И было не совсем понятно, как себя вести. То ли ты уже стал взрослый и тебе позволено все. Если это так, то почему же я ничего не чувствую другого, чего должен ощущать взрослый человек. Мне все время казалось, что я еще маленький. И еще казалось, что и другие парни чувствовали какую-то раздвоенность чувств. А некоторые, как я отмечал про себя, чтобы сгладить это чувство между землей и небом, демонстративно при всех, уже не прячась, курили папиросы. Смело разговаривали с учителями как с равными и были развязны. Трудно было сориентироваться в один взгляд. Тем более что взрослые, т.е. наши родители тогда нам во всем непротиводействовали и смотрели на нас глазами, в которых видна была гордость за нас.

Вдруг, вместо смеха, в уголке за столиком, послышался девичий плач. К столику начали подходить люди. Подошел и я. За столом сидели две женщины. Одна, та, что плакала, была Рая Решегерова. Она обнимала Изькину мать, плакала и чего-то иногда говорила. Мать же Изькина тоже обнимала Райку, гладила ее по голове и тоже чего-то ей говорила. Было не интересно узнавать подробностей и я отошел. Позже, к концу вечера стало известно, что Райка перепила спиртного. Был у ней неудачный роман с Изькой Шавинским и вот, окосев от выпитого, в избытке чувств, решила всю свою сердечную боль высказать Изькиной матери.

Рая была красивой девушкой и пользовалась у мальчишек большим успехом. В нее до предела был влюблен мой лучший друг Шурик Захаров. Если бы Рая попросила его прыгнуть с крыши, то он непременно бы сделал это. Только Рая от него ничего не просила, а Шурик все ждал.

Узнав о случившемся, Шурик упал духом, стал курить папиросы, чего он раньше никогда не делал и с горечью обо всем рассказал мне. У Изьки тоже был испорчен вечер. На вечер с ним пришла хорошенькая Клара Коваленко, она училась на год младше нас и была сестрой его друга Дмитрия. Трудно было понять его отношение к Рае. Раньше нам казалось, что он тоже был влюблен в Раю, но безуспешно. Теперь же, после Раиной выходки, Изька напился пьяным, упал во дворе на парту, страшно мучался и тоже плакал. Клара стояла рядом с ним, поливала ему голову холодной водой и говорила Изьке нежные и ласковые слова. Клара была нежной и любящей девушкой.

Потом долго еще шумели кандидаты во взрослые. Вечер был единственным выпускным вечером в нашей жизни. Он запомнился каждому по-своему, и также на всю жизнь. Только под утро, уставшие и довольные мы разошлись по домам.

Спал я крепко и, может быть, проспал бы еще до обеда. Утром, когда уже взошло солнце, моя соседка Зоя Карпова меня разбудила. Она сказала: 'Вставай, началась война с Германией'.