Робин Хобб - Кошачья добыча
— Согласно закону, да, — рявкнула, чуть ли не выплёвывая слово «закон», Хилия. — Я говорю о правоте и праве, а не о законах! Скажи, он на деле осмелел настолько, чтобы свободно захаживать сюда?
Быстро пригасив поднявшийся было в груди страх и загнав ростки его куда подальше, Розмари понадеялась, что не позволила пробраться на лицо ни одной из смутных тревог.
— Нет, покамест нет. Но вчера до меня дошли слухи, что он вернулся в город и болтал в таверне, мол, раз собирается домой, то готов заодно возложить на себя и обязанности, как отца, так и землевладельца. Думаю, набирается теперь смелости открыто столкнуться со мной лицом к лицу. Я слышала, что Пелл проводит ночи в отцовском доме. Не думаю, что его матушка более меня нуждается в сыне. Ей и так нелегко приходится, с пелловым-то беспутным отцом, что регулярно охаживает женушку, за неимением какой-другой прислуги. Так что, могу только гадать, как долго она ещё собирается терпеть сыновньи выкрутасы под своей крышей. Они оба будут давить на него, мол, убирался бы оттуда; я даже подозреваю, куда отец Пелла предложит ему направиться. Тот всегда негодовал, что я зажилась здесь. Приговаривал, мол, что и коттедж и земля должны были отойти в первую очередь к нему самому, а не, миновав его, напрямую к Пеллу.
— А разве не дед Пелла предложил передать наследство, когда его внук обрюхатил тебя?
Ляпни эти грубоватые, как оплеуха, слова кто-другой, и они обожгли бы как пуком крапивы. Но то была Хилия, её старшая, вернейшая подруга.
Розмари вздохнула.
— Да уж. Он-то на деле и притащил сюда нас двоих, за компанию с менестрелем, — чтобы заверить обеты. И высказал Пеллу, что, мол, пришло время, и пора тому уже встать и вести себя как мужчине, и озаботиться наконец о ребёнке, которому, не будь его, не появиться б на свет, и о женщине, обесчещенной и сгубленной им. — Последнюю фразу до сих пор тяжело было произносить вслух. Вздохнув, она уставилась на стену. — Пелл наотрез отказался тогда. Говорил, мол, мы оба чересчур юны, и одна ошибка не должна влечь за собой другую. Ну, а месяцем или двумя позже доказал правоту слов делом. Уйдя и бросив меня. Чтож, на худой конец, я хотя б так и не вышла за него замуж. Если чего Пелл с лихвой и додал, так это свободы.
— Свободы, говоришь? — с издёвкой усмехнулась Хилия. — Ни одна женщина с младенцом на коленках не может свободной. Никак и ни в коей мере. И что же этот твой дедуля, что он сделал, когда Пелл провизжал своё «нет»?
Розмари принудила себя вновь вернуться мыслями к прошлой истории.
— Соудер был хорошим человеком. Он пытался помочь Пеллу сделать то, что считал правильным. Когда Пелл заявил, что не намерен жениться на мне, Соудер ответил, что тогда и он сам не собирается бездумно растрачивать гонорар менестреля. Старик тотчас завещал и коттедж, и землю моему, тогда ещё нерождённому, ребёнку, независимо от того, мальчик бы появился на свет или девочка. Пелл аж побелел от ярости, но не осмелился обмолвиться даже словом. Он к тому времени и так уже впал в немилость у большей части родичей. В конце концов, коттедж, оставшийся за ребёнком, давал нам хотя бы место для житья. Позже, я слышала, что отец Пелла едва не помешался от ярости, узнав, кому ушёл дедов дом. Он-то полагал, что тот отойдёт дочери Соудера, его жене; так он смог бы заполучить себе неплохой кусок годных земель. Не то, чтобы нам достался столь уж большой достаток, когда наследство перешло к Гилльяму, но…
Но Соудер хотел как лучше и желал нам одного лишь добра. Он говорил, что пара, работающая сообща, изведает истинную меру друг друга. — Розмари вздохнула снова. — Ну, полагаю, оставшись здесь одна, я полной чашей дозналась об истинном пелловом ко мне отношении. Стало тоскливо с тех пор, когда прошлым годом я с печалью проводила Соудера в далёкий путь. Он был отцом пелловой матушки, и единственный из всего его семейства, кто мало-мальски заходил посмотреть на Гилльяма после побега Пелла. Вплоть до того дня, когда подхватил лёгочный кашель, он появлялся здесь каждый месяц.
— Ну, деньги-то хоть старик давал?
Розмари покачала головой.
— Нет, но иногда приносил с собой продукты и кой-какие вещи. Он передал мне корешки ревеня и маковки стелющегося лука, пошедшие в рост на грядках. Словом, то, что я могла обернуть на пользу, только пожелай того и возьмись что есть мочи за работу. Соудер был хорошим человеком.
— Хороший или нет, но на редкость уж «правильный», раз позволил Пеллу мало того, что не жениться, но и отшвырнуть тебя, как никчёмную тряпку.
— Вообще-то, всё сложилось не совсем так. Для меня было важно услышать отказ огласить брачную клятву перед менестрелем. Вплоть до дня, что выдался после, я была полностью уверена, что Пелл женится на мне, женится сразу, как ребёнок появится на свет. Не то чтобы он просил меня выйти за него когда-нибудь, или я — его. Теперь-то догадываюсь, что просто опасалась спросить прямо. Соудер же — нет. Я и слышать не хотела, чтобы он самолично заставил Пелла ответить согласием; рано или поздно всё и так бы всплыло, так что, то был лучший выход из всех.
Розмари отхлебнула из чашки остывшего чая. Горло немного отпустило, а ведь стоило картине оскорбительного унижения вспыхнуть перед глазами, и язык стал сам собой заплетаться, гортань же захлестнул тугой комок. Кендра, менестрель, отвёл тогда глаза в сторону от её заалевшего стыдом лица, но Соудер, встретив ошеломлённый взгляд девушки, спокойно и уверенно отметил: «Ну что ж, так тому и быть».
— Разумеется, позже, уже оставшись со мной наедине, Пелл привёл целую уйму причин, почему я не вправе злиться на него, — выдавила из себя слова правды Розмари, как можно более несерьёзным тоном. — Я верила им. Я верила ему, что он, мол, «обручён со мной в своём сердце» и что «в том никогда не будет места какой-другой женщине». Я была такой глупенькой.
За три прошедших с того дня года она то и дело подталкивала себя к мысли самой нести ответ за путаницу, в кою исхитрилась превратить собственную жизнь. Порой этот нехитрый способ помогал. А порой, оглядываясь по сторонам, она раздумывала: «Если уж я допустила столь громадный промах, отчего ж не могу точно также основательно и загладить его?» Она даже рассчитывала, что ей уже удалось это, последнее. Она ведь так упорно трудилась. Таща починку дома на собственных плечах или оплачивая чистой меной. Розмари перекопала весь старый сад, одна волоча за раз полную лопату земли. Таскала тачкой навоз с обочины дороги, собирая катыши из-под прорысивших мимо лошадей, и саморучно удобряя почву. Торговала собственным трудом в обмен на семена и рассаду, живя с Гилльямом туго затянув пояса, питаясь чем попало и зажимая каждую лишнюю монету; лишь бы, откладывая, накопить на тщедушную годовалую тёлку, тощую, одни кожи и кости, и, к тому же, вконец замученную глистами. Корова эта, оздоровевшая теперь, готовилась вот-вот разрешиться первым своим телёнком. В тепле возле очага грелись куры, — не обходилось ни дня без свежих яиц, правда, из доброго десятка вылупилось всего пара курочек да петушок… Однако ж, мало-помалу, цыплята размножились до приличных размеров стайки. Каждый день Розмари складывала собранный хворост в поленницу рядом с домом вместе с аккуратной горкой расколотой щепы, подготовленной к розжигу. Она делала, что могла и хотела сделать, и задел для перемен не прошёл даром — женщина сама накликала случившееся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});