Александр Анисимов - Игры богов

Рявкнув, Некус вскинул дубинку и попытался прямым ударом проломить Райфе голову. Однако хозяин харчевни имел богатый опыт по части подобного рода потасовок. Он поднырнул под руку толстяка и, перехватив ее чуть ниже локтя, попытался свалить Некуса на пол. Кто бы другой от такого рывка кубарем покатился на землю, но толстяк только крякнул и, оттолкнув Райфе, освободил руку.

Вышибалы вновь повскакивали со своих мест и даже вытащили из-за поясов длинные, оплетенные свиной кожей палки — иное оружие им применять возбранялось, — но Райфе вновь остановил их взглядом.

Некус же, воспользовавшись тем, что противник позволил себе отвлечься, дабы усмирить ретивых помощников, провел неожиданную атаку. Дубинка с размаху ударила хозяина харчевни в грудь. Однако в последний момент Райфе удалось уклониться, и дубинка, вознамерившаяся пробить грудину, лишь скользнула по ребрам. Но и такой удар был более чем чувствителен. Райфе охнул и немного осел. Ободренный удачей, толстяк оскалился и занес дубинку для нового удара. Он был уверен, что сломал противнику как минимум пару ребер и тот теперь не опасен.

В следующую секунду Некус вытаращил глаза и завопил благим матом, схватившись за неестественно вывернутую руку. Никто толком не понял, что произошло. Мгновением раньше дубинка готова была опуститься Райфе на плечо и раздробить ключицу, но хозяин харчевни невероятным образом избежал страшного удара, перехватив руку с дубинкой и сделав при этом какое-то неуловимое движение. В результате оружие оказалось у Райфе, а запястье толстяка было явно сломано.

Тут бы, казалось, признать Некусу себя побежденным и бежать к костоправу, пока не порвали острые кости мышцы, — так нет. Подхватив здоровой рукой с ближайшего стола окованную железом кружку, Некус заверещал и с размаху нанес удар. Райфе едва успел отбить его только что добытой дубинкой, отчего кружка разлетелась в щепки.

— Еще пять анго, — как бы между прочим сказал Райфе. — Воистину тебе скоро будет не по карману наведываться в мою харчевню. Двадцать один анго за вечер — это многовато даже для тебя.

Несмотря на царившее в зале напряжение, некоторые посетители, наблюдавшие за поединком, рассмеялись.

При этом никто и не обратил внимания на скрипнувшую дверь и вошедшего в харчевню человека. А стоило бы. Такого гостя тут не бывало — борода и волосы его были выбелены сединой, а лицо иссечено морщинами. Да и одет старец был чудно. Длинная, до пят, хламида, некогда благородного темно-зеленого цвета, а сейчас выгоревшая, была подпоясана черным кушаком. Широкий капюшон, откинутый на сгорбленные плечи, болтался на спине. И, тем не менее, одежда старика не выглядела нищенской — так одеваются странники-пилигримы, люди без роду и племени, сбивающие ноги на дорогах мира, ищущие мудрости, но находящие зачастую лишь старость, разочарование и немощь. Но не был старик похож и на пилигрима. Откуда взяться у бедного странника такому посоху? Шести локтей в длину, он был до блеска отполирован рукой, будто старик от рождения держал его при себе, да и дерево, из которого был выточен посох, не встретишь в окрестных лесах: черное, с красноватым отливом. Такое растет в далеких южных странах, и купцы немалые деньги за него выручают. Не каждому богатею оно по карману. Люди говорят, не простое это дерево, заговоренное: сносу ему нет — хоть молотом кузнечным бей, а и то не вдруг перешибешь. Да и сработан посох старика был — любо-дорого посмотреть: толщиной в два пальца, с изящной витой перекладиной, которая, будто гарда меча, пересекала посох почти у самого верха. Обвившись телом вокруг стилизованного эфеса, возлежал на перекладине дракон. Тело зверя, покрытое малюсенькими чешуйками, в свете свечей горело неземным зеленовато-красным пламенем, хотя был он, как и сам посох, выточен из той же черной древесины. Видно, мастер, украшавший посох, покрыл дракона на гарде неведомым составом, который мог светиться в полумраке. Но еще больше поражали драконовы глаза: не деревянные — живые были они и, казалось, смотрели человеку прямо в душу.

Не простой человек пришел нынче в харчевню к Райфе.

Сказитель.

Но посетители увлечены были схваткой и старика не замечали. Тут хоть дикий зверь появись — не до него будет.

Райфе отбросил дубинку, и ее ловко поймал один из вышибал, — показал хозяин, что на равных готов биться с Некусом. Мужебаб же совсем озверел, забыл о сломанной руке и, призывая на помощь всех дьяволов преисподней, кинулся на Райфе.

Вот тут и проявил себя старик, стоящий у порога:

— Остановитесь, люди добрые, не доводите до греха.

Вроде и сказал старик негромко, а прокатились его слова по харчевне, заставив каждого обернуться на голос. Даже Некус замер, будто с размаху наткнулся на невидимую стену, обратив к дверям налитые кровью глаза.

— Уйди, а то ведь и тебя ненароком зашибу, — прорычал толстяк.

— Послушал бы мудрого человека, — покачал головой Райфе, — он плохого не присоветует.

— Не этому доходяге меня учить!

Неожиданно Некус развернулся и попытался ударить Райфе по голове своим тяжелым волосатым кулаком. И… не ударил. Посох старика вспыхнул на мгновение, и в следующую секунду резной дракон расправил полуаршинные крылья, соскользнул с гарды и взвился под потолок. Люди вокруг зашумели, призывая богов оградить их от колдовства и развеять морок. Но, то ли глухи остались боги к мольбам смертных, то ли неподвластен им оказался старик, — дракон, описав в воздухе круг, устремился прямо на сцепившихся бойцов. Райфе, хоть и побледнел при виде колдовского наваждения, внимания не ослабил. И, как оказалось, верно поступил. Некус же, ослепленный вином и гневом, не придал зловещей ворожбе значения и попытался вновь ударить Райфе.

В тот же миг из пасти дракона вырвался язык голубого пламени и лизнул руку толстяка. Некус дико завизжал и закрутился волчком, будто его терзали дьяволы преисподней, которых недавно он сам призывал в помощь. На глазах посетителей харчевни рука толстяка вдруг стала скукоживаться, будто зеленый лист на огне, и то, что еще совсем недавно было огромной лапищей, вдруг рассыпалось серым пеплом. Посетители онемели. Толстый Некус тоже перестал вопить, взглянул на свою искалеченную руку, закатил глаза и повалился на пол.

Единственным, кто сохранил самообладание, был Райфе. Он посмотрел старику в глаза и покачал головой:

— Зачем ты так? Он же ничем тебя не обидел, а ты его увечишь. Что теперь будет с ним? Он хоть и мразь порядочная, а все же у него жена и дети…

Старик, казалось, был ничуть не удручен случившимся. Он махнул рукой, и дракон, все еще парящий под потолком обеденной залы, плавно спустился на гарду посоха. Старик погладил зверя по голове, будто это было не колдовское создание, а ловчий сокол, и что-то пробормотал. Посох воссиял ослепительным светом, а когда белый пламень опал, все увидели, что на гарде вновь восседает резной деревянный зверь.