Любовь Черникова - Защитница. Киррана-1

успокоил:

– Не переживай, все это условности. Нравится девка и ладно. Конечно, ежели не

супротив воли.

– Не супротив! – горячо воскликнул Каррон.

– О-о-о! – внимательно присмотрелся к нему Настоятель. – Защитник, – тон

Настоятеля посуровел, напомнив времена ученичества, – надеюсь, ты

руководствуешься Кодексом и разумом в своих действиях?

От этих его слов Каррону припомнился первый день в Золотых Орешках:

По древней традиции новому Защитнику привели самую красивую девку в

деревне. Тонкий стан, белая кожа, высокая грудь и шёлковые русые волосы до самых

пят. Она дрожала не то от холода, не то от страха, кутаясь в кисейную

прозрачную накидку. Каррон, заворожённый необычайной красотой и невинностью,

которой сквозила вся её фигурка, подошёл, осторожно приподнял голову за

подбородок. Девушка оказалась страсть как хороша. Неизвестно то ли это на него

так повлияло, то ли уважение к Орденским обычаям, пускай и забытым, но он не

удержался. Повинуясь какому-то порыву, наклонился и нежно поцеловал

приоткрытые полные губы.

Бездонные синие глаза заблестели, из них тут же выкатились две слезинки,

оставляя мокрые дорожки на фарфоровых щеках. Защитник, тяжело вздохнув,

усилием воли сбросил наваждение, отступил назад и вышел из горницы на мороз,

чтобы привести в порядок мысли и взбунтовавшуюся силу. Скоро он вернулся. Сняв с

крючка подбитый волчьим мехом плащ, укутал девушку – та, похоже, так и

простояла всё это время посреди комнаты, не сходя с места.

– Зовут как, красавица? – спросил он, плотней запахивая края плаща.

– ...А… Анасташа. Люди Ташкой или Тасей кличут, – девчонка робко подняла взор,

на лице читалось неподдельное удивление.

– Ладно. Заступница с тобой Анасташа. Иди. Не трону я тебя, не бойся.

Девушка растерянно медлила, и Каррон, отворив дверь, за плечи вывел её в сени.

На улице в ожидании переминались с ноги на ногу мать с отцом. Пожилая, красивая

статная пара: «Так вот в кого пошла дочь».

Решившись, родители кинулись к крыльцу. Бросив тревожный взгляд на девушку,

сразу всё поняли.

– Ах ты! Я вот тебе! – замахнулась мать.

Каррон без труда преодолел короткое расстояние, перехватив занесённую для

удара руку.

– Не тронь! Ни сейчас, ни впредь, – спокойно произнёс он, а затем повернулся к

народу. Вокруг на площади для собраний прямо перед домом Защитника, несмотря

на поздний час, шатались зеваки. – И больше девчонок не водите! – у самой двери

Каррон обернулся и добавил: – Не бойтесь, не осерчал я.

Защитник вскинул голову и хмуро уставился прямо в холодные светло-голубые

глаза, такие же, как у него самого:

– Настоятель Махаррон, ни разу ни в чём я не отступил от Кодекса и совести! – в

глазах Защитника пылала вера в произнесённые слова.

– Ну-ну. Не горячись, сын. – сухая жилистая рука похлопала по плечу, и Каррон

удивился, узрев на лице старика печаль. Тот, глядя сквозь бревенчатые стены далеко в

прошлое, продолжил: – Любовь к женщине мне знакома не понаслышке, – он

усмехнулся, и суровые его черты неожиданно смягчились. – Будь разумным и сможешь

позволить себе быть счастливым. Но! Сам понимаешь, ребёнка твоего я все равно

заберу. Он – будущий Защитник и должен воспитываться в духе Ордена, как полагается.

Каррон покорно кивнул, всё ещё не веря в то, что услышал. Отец впервые за всё

время упомянул о матери, пускай и вскользь.

Глава 1

Годом ранее...

Анасташа не стала изгоем, но порой чувствовала себя не принадлежащей этому

миру. На вечерних гуляньях парни сторонились её, более не норовя чмокнуть украдкой,

как часто бывало. Не выкрикивали в горелках. Не ловили, играя в "Ящера". Да и ей было

не до веселья, сердце железными оковами сжимала непроходящая тоска. Она по

привычке продолжала приходить вечерами на берег Широкой, туда, где у подножья

Керунова холма издавна было принято веселился народ, но всё больше просиживала в

сторонке. К ней не спешили засылать сватов, даже из соседних деревень, хотя это-то

как раз было на руку. Подруги больше не делились сокровенным, а сама Ташка ходила

все время словно в воду опущенная. Встречая Каррона, густо краснела и спешила

поскорее скрыться, не поднимая на Защитника глаз.

Так пролетело две зимы, и Анасташе миновало девятнадцать. Мать частенько

ворчала, а порой и откровенно злилась:

– Отвергла Защитника, дура! Да если бы ты нрав свой поумерила, сейчас от женихов

бы не было отбою.

– Мама, он сам меня не захотел!

– Не захотел, он! Рассказывай. Каррон ведь после тебя на других-то и не смотрит. По

деревне и слухи уже ходят. Говорят, сглазила Защитника Ташка. Да и какой он Защитник,

ежели не дал клятву?

– Мама, он настоящий Защитник! Лучший!

Анасташа нервно схватила ушат с бельём, замоченным в мыльном корне ещё с

вечера, прихватила резной валёк и выскочила наружу. Разговор продолжать не

хотелось – без того Защитник Каррон из головы не выходит, а она и мысли допустить

боится кому-то про то рассказать, ночами мечтая, как бы всё сложилось, поступи она

тогда по-другому.

Добрый, сильный, справедливый – лучшего мужа вовек не сыскать.

Да только невозможно это. Таким, как Каррон, запрещено заводить семьи. Недаром

в песне о Раггальде Защитнике поётся, как ради любимой покинул он деревню, да тем

самым обрёк её жителей на погибель. Когда влюблённые сбежали, пришла Стая и

вырезала всех до единого. Ферита – возлюбленная Раггальда, узнав о том, утопилась в

реке. Защитник три дня и три ночи горевал, обнимая холодное тело. А потом, развеяв

её прах над обрывом, бросился на собственный меч.

Каждый раз Анасташа, заслышав протяжный, исполненный тоски напев, не могла

сдержать слёз. Может, оно и к лучшему! Так хоть доживёт век старой девой, зато никто

руку не поднимет, да постель с немилым делить не придётся.

Ташка дошла до реки и поставила ушат на деревянные мостки. Принялась

раскладывать белье. Губы сами зашевелились, над водой полилась тихая «Песнь о