Евгений Шепельский - Имею топор — готов путешествовать

Бум-бум!

Я оглянулся, мельком увидел под столом остатки пиршества: косточки да огрызки, и пять бутылок из-под эля. Боги, значит, был еще и эль!

Двигаясь, будто зомби, разгребая руками густой воздух, я глянул за стол. Там был только сломанный стул (мое кресло пропало!) и обломки расписных горшков для фикусов. Фикусы мы, очевидно, выбросили в окно вместе с землей.

Я выругался: ни топора, ни напарника, ни кресла, ни фикусов. Здравствуй, прекрасный новый день!

Бум!

—Отпирайте немедленно!

Звонкий женский голосок. Чуть истеричный, но уху приятный, есть такие голоса — не теряют звучности и красоты, даже когда их хозяева не в духе.

—Отпирайте, не то я вам устрою!

Запирал ли я вчера дверь? Кажется, нет.

Бессмысленно было ее запирать, ведь формально мебель в конторе уже не принадлежала нам.

Я покосился на свое отражение в зеркале, увидел плечистого босоногого детину с красными глазами и очень недружелюбным выражением помятого лица. Гм, да. Бывало и хуже, вот только когда?

—Отпирайте!

—М-м-м... Это самое... Дорогая, дерните ручку на себя!

Дверь резко распахнулась. Словно вихрь, в комнату влетела высокая девица. Стройная, худощавая даже чрезмерно. Олник, не склонный к сантиментам, сказал бы, что она тощая как палка. Утиный нос, слишком большой рот с тонкими губами — она явно не была красавицей. Нет, все-таки была. Красота таилась в глазах, серых, как грозовое небо, и бездонных, как пропасть. Пышные, чуть волнистые волосы ниже плеч были цвета золота, в них играл солнечный луч... Боги: плеч, луч! Да я, никак, с похмелья заговорил языком поэтов-романтиков? Тьфу! Трижды тьфу! Я холодно напомнил себе, что такие волосы весьма ценятся в Галидорских горах: тамошние гоблины делают из них парики, которыми украшают верхушки каменных идолов. Волосы обычно добываются вместе с головой, и плевали гоблины на серые бездонные очи. Волосы — идолу, мясо — в котел, такие дела.

Девчонка явно собиралась скандалить, но мой вид, кажется, ее перепугал. Я спешно запахнул рубашку: нечего смущать ребенка ошибкой молодости, срамной татуировкой на груди. Увы, похмельную щетину я смог бы спрятать, разве что повязав под носом платок.

Она открыла и закрыла рот, потом собралась с духом и выпалила:

Что за манера запираться! Вы знаете, что...

Ни черта я не запирал. Дверь была открыта.

Она возмущенно засопела, пытаясь поджарить меня взглядом. Впрочем, крыть было нечем, ведь не додумалась же дернуть ручку на себя!

—Это вы - Фатик Джарси?

Я задумался.

—Минутку, минутку... Я, несомненно... Фатик, да. Меня зовут Фатик! Фатик Мегарон Джарси. А дедушку моего зовут Трамп Пустая Башка. Он меня сам воспитал! Я, представьте, совершенно не помню родите...

Я неосторожно качнулся в ее сторону, и она мгновенно сморщила носик:

—Вы — пропойца, поддавала! Ко рту свечку поднеси — вспыхнет!

—Нет, я несчастный работяга! Видите, даже спать остаюсь на работе. А Олник Гагабурк мой деловой партнер. У нас с ним контора на паях... — Я сглотнул горький ком. — Была.

Она вскинула голову:

—Знаю, пропили!

Я хотел возразить, указать на нашу тяжелую долю, на общий экономический упадок Харашты, на поборы со всех сторон, но смог вымолвить лишь жалкое:

—Простите за бардак.

—У вас... У вас здесь... — Она задумалась, подбирая нужное слово: — Свинарник!

—Честное слово, не хотели...

Я попытался сказать, что мы, в общем, нормальные ребята и в обычные дни не пьем, не пляшем на столах и не швыряем ботинками и фикусами в кошек. Что вчера мы отмечали безвременную кончину нашей конторы, а такое событие — оно не каждый день случается. Я даже сделал драматический жест и сказал первую фразу (нечто неразборчиво-похмельное, «хрфы... мныыыы... нааа»), но перед моими глазами вдруг возник прямоугольный бумажный лист, отягощенный малиновой сургучной печатью.

—Вам известно, что это?

Она прихватила лист двумя пальцами, как нашкодившего щенка. Я всмотрелся, с усердием вытянув шею.

—Очевидно, постановление суда...

—Которое касается вас! И не смейте, не смейте его трогать! — Свернутый в трубку, лист убрался в плоскую сумочку на ее боку.

Я попытался изобразить смущенную улыбку:

—Ну вы знаете эти суды. Нас не ознакомили вовремя...

—Вас не было ни на одном заседании!

—Вольный город Харашта против конторы «Силь, Map и... ик!.. Иллион»? — Я виновато кивнул. — Ну какой же он вольный... Тут у нас олигархическая талассократия... Ик!.. Простите!

Ее ноздри затрепетали. Э-э, ну да... Мне следовало прибавить: «...за перегар». Простите за перегар, прекрасная незнакомка. В нашу следующую встречу я буду свеж и весел.

—Мы... э... как раз вовсю вкалывали в это время, пытались найти средства для погашения долгов. Мой партнер, например, хотел занять у собственного папы, а он живет далеко, в горах Зеренги. Мы послали гонца, но, как говорят, по дороге его загрызли волки. Ужасная трагедия.

—Избавьте меня от подобных рассказов! Вы должны были убраться еще вчера! Убраться насовсем и не устраивать тут...

Она гневно сверлила меня взглядом. Я сконфуженно переступил с ноги на ногу. Нет, положительно, в ней было нечто такое, этакое... Злиться на нее я не мог, и мне — поверьте — действительно стало стыдно за себя и окружающий нас беспорядок.

—Учтите: оргии у нас не было! Тризна по усопшей конторе, не более того... А какое сегодня число?

—Двенадцатое мая!

—О! Вы, очевидно, правы. Нас не должно здесь б-быть...

—Но вы-то здесь!

—Ну да, мы здесь. Я, вернее...

Черт, куда запропастился этот Олник? И где, во имя всех злобных богов преисподней, мой фамильный топор?

Я икнул, устыдился и прикрыл рот ладонью. Рубашка, конечно, тут же распахнулась. Девушка увидела татуировку и нервно отступила назад. На ее щеках выступил румянец — восхитительный румянец, должен сказать. По выражению ее лица я понял, что мои акции, и без того хлипкие, рухнули в самую глубокую пропасть, дно которой никогда не освещает солнце. Пожалуй, легче отпечатать новые, чем выуживать старые оттуда.

—Нет-нет, это не то, что вы... — Я запахнулся. — Никаких осложнений на голову! Сумасбродства молодости. Я же потомственный варвар, не забывайте! Лет двести тому мои предки обитали в пещерах, совершали набеги на цивилизованные страны, похищали и насиловали жен...

Глаза у нее стали большие. Шок и трепет! Что же я несу? Я ведь должен расположить ее к себе, чтобы нам дали спокойно уйти, не вчиняя новых исков, а вместо этого...

—Убедительно прошу меня извинить, ик!.. леди, простите, не знаю вашего имени! — Я сделал паузу, но она не посчитала нужным представиться. Я с трудом изобразил полупоклон, мимоходом оглядев ее полосатые штанишки в обтяжку, сапожки из мягкой кожи, длиннополую полотняную куртку с накладными карманами. Неброская одежда для Харашты. И вкус, несомненно, есть, но очень уж скромный. И — я только сейчас заметил — она не пользовалась косметикой, совсем. И золота не носила, и прочих украшений. Духи, однако, были — невесомое облачко.