Маргит Сандему - Тайна

— Старая ведьма, — рассеянно проворчала Тура.

Это была истина, которую Элизабет не могла оспаривать.

— А ее сын, дядя Даниэль, думал поселиться там с семьей, когда уволится со службы.

— Он сюда никогда не переедет, потому что ему очень хорошо живется в Швеции, — без малейшего сомнения в голосе сказала мать. — Гростенсхольм останется пустым, когда Ингрид скончается. Если она вообще когда-нибудь это сделает. Она наверняка будет такой же долгожительницей, как и дед Ульфа Ульвхедин.

Элизабет удрученно посмотрела на Гростенсхольм. Казалось, она слышала гул ветра в пустых оконных проемах и разваливающихся башнях. Это было бы ужасно, этого не должно. Хватит и того, что посторонние арендовали Линде-аллее.

— Дядя Даниэль приедет. Или его дети.

На это Тура только хмыкнула.

— Вы, из Людей Льда, никогда не стояли ногами на земле. Не приведи Господь, чтобы ты стала как Ингрид или Ульвхедин!

— Отмеченной проклятием? — усмехнулась Элизабет. — Это было бы забавно!

— Знаешь что! Слава Богу, кажется, что пришел конец этому колдовству. Колдунов нет в нашем роду. И в роду твоего отца.

— Вы забыли, мама, что был один такой в поколении отца. Его звали Map, и мы его никогда не видели. И малышка Шира была избранной.

— В это я не верю, — твердо сказала Тура. — Сибирь и боги знают об этом!

— Да, но Шира была здесь однажды, когда отец был еще мальчиком, — возразила Элизабет. — А потом сводный брат Ширы Эрьян навестил ее и Мара в Сибири.

Она задумалась.

— Но ты права, мама. В моем поколении проклятых нет. Ни я, ни сын Эрьяна, ни двое детей Даниэля. Никого! Отец и тетушка Ингрид считают, что это заслуга Ширы. По всей видимости, ей удалось найти чистую воду, что и сняло проклятие с рода.

— Дал бы Бог, чтобы это было так, — проворчала Тура, как будто забыв, что она не верила в безумную историю о волшебном путешествии Ширы.

Даже если она частенько ахала и охала, жалуясь на то, что ее небольшая семья происходила из рода Людей Льда, она боготворила Ульфа и Элизабет. Она не умела показать это в полной мере, так как она была человеком иного склада и воспитания.

Тура почувствовала неловкость. Она упрекала Людей Льда в том, что они витают в облаках. Но сама она жила в постоянной тревоге, опасаясь, как бы они не узнали, что в родной волости ее называли графиней. Если бы они узнали об этом, она бы умерла от стыда.

Элизабет вскрикнула.

— Взгляни, мама! Старый батрак бежит от реки!

Тура тут же открыла окно.

— Что случилось, Нильс?

Батрак остановился, качаясь от усталости. Понадобилось несколько секунд, прежде чем он, овладев собой, смог воскликнуть:

— Мой сын там упал. Его подняли, но он очень сильно ушибся. Вы не могли бы захватить сумку с лекарствами и поехать со мной? — спросил он.

— Я еду, — тотчас отреагировала Элизабет. — Запрягай телегу и поехали, нам нужно привезти его домой. Я возьму лекарства и поскачу верхом.

— Возьми женское седло, Элизабет, — посоветовала мать. — И накинь что-нибудь на волосы. Там ведь мужчины. Грубые, неотесанные сплавщики леса!

— Ерунда, — сказала Элизабет, выбегая из дому. — Сейчас главное — спасти человеку жизнь.

Самый знаменитый и овеянный легендами Людей Льда запас лекарств хранился у Ингрид в Гростенсхольме. Но в Элистранде тоже было немного лекарств, которые и захватила Элизабет.

Батрак уже исчез в конюшне, туда же устремилась Элизабет. Спустя лишь мгновение Тура увидела свою дочь, мчащуюся на лошади.

Мать опять открыла окно.

— Элизабет! — в шоке закричала она. — Не верхом! Да еще без седла ! Элизабет! Элизаб…

Дочь была уже далеко.

— Ну и общество, — ворчала про себя Тура. — И это когда у нас наконец-то появилась возможность выдать ее замуж за чиновника! Или, может быть, даже за священника!

И такую удачу теперь придется упустить из-за какого-то паршивого сопляка-сплавщика!

Какая досада!

Отец Элизабет, Ульф Паладин, сын Иона и внук Ульвхедина, спокойный и сильный, с мозолистыми руками и широким, приветливым лицом, весь день провел на реке, борясь с заторами на лесосплаве. С ним был Вемунд Тарк, купивший у него древесину. Чувствовалось, что ему больше была по вкусу такая работа на свежем воздухе, чем протирание штанов в городской конторе и подсчитывание поступающих денег. А на реке сплавщики упорно боролись с непокорными бревнами. Эта речка, протекавшая по Гростенхольмской волости, была небольшой, но выполнявшей свою задачу, служа основой развития рыболовства, лесного хозяйства и лесопиления. Сплавщики перекликались друг с другом, употребляя крепкие выражения. Однако, было видно, что они знали свое ремесло — во всяком случае большинство из них…

— У этого молокососа, Нильсова сына, ну просто головы на плечах нет, — не выдержал Ульф. — Ни с того, ни с сего, и на тебе — несчастный случай.

Вемунд кивнул головой. Это был видный мужчина, с благородным профилем с русыми, густыми и вьющимися волосами. В его глазах скрывалось что-то затаенное, какая-то боль. Он казался легко ранимым. Судя по цвету кожи, можно было предположить, что большую часть времени он в любую погоду проводил на открытом воздухе.

Сидя на краю утеса, они наблюдали за лесосплавом и сушили на солнышке свою одежду и сапоги, потому что и они отработали целую смену как сплавщики леса.

Ульф как всегда добродушно произнес:

— Я был немного удивлен, когда заглянул вчера к твоему брату. Он совсем не похож на тебя.

— Да нет, — задумчиво произнес Вемунд Тарк. — Малышу сейчас приходится трудно. Такая жизнь его пугает, и он знает, что не унаследует ни дело, ни собственность. Все завещано мне. Я предложил ему стать наследником или по меньшей мере поделить со мной наследство, но он не желал об этом даже слышать. «Мне, — сказал он, — милостыни не нужно!» Он такой гордый, этот Малыш. Чертовски гордый!

Ульф задумчиво посмотрел на Вемунда Тарка.

— Ладно, у тебя ведь тоже есть свои принципы. Ты же не хочешь жить дома в Лекенесе.

— Ну, это совершенно другое дело, — коротко ответил Вемунд. — Я просто не вписываюсь в салонную жизнь.

— А я скажу, что ты туда прекрасно вписался бы, — заметил Ульф, глядя на аристократический профиль Вемунда. — Сменить бы вот только одежду да напудрить волосы. Кстати, а твоего брата действительно зовут Малыш?

— Нет, его окрестили Арнольдом, но так зовут и его отца, поэтому его неизменно кличут Малышом. Думаю, что теперь все, включая его самого, забыли его настоящее имя.

Ульф улыбнулся.

— Да, сейчас-то он уже далеко не маленький. Видный мужчина!

— Да. Девушки, несомненно, такого же мнения. Но ему только двадцать три года, на два года меньше, чем мне, и он совсем не знает жизни, живя дома с родителями. Я часто думал о том, что его спасением могла бы быть женитьба на девушке с приданым в виде усадьбы или дела, чтобы он взял на себя за что-то ответственность. У него, понимаешь, хорошие способности, но вот сейчас он просто раскис.