Глен Кук - Черный Отряд

– Это еще что за чудо-юдо? – спросил часовой.

– Не знаю, Блондин.

Размер корабля поразил меня еще больше, чем парус. Четырем колдунам нашего Отряда вполне по силам сотворить нечто столь же эффектное, но никогда прежде мне не приходилось видеть галеру с пятью рядами весел.

Я вспомнил о своих обязанностях.

Когда я постучал в дверь Капитана, тот не ответил. Я сам пригласил себя войти и увидел его храпящим на большом деревянном стуле.

– Тревога! – взревел я. – Пожар! Бунт в Стоне! Танцор ломится во Врата Рассвета!

Танцор – генерал, когда-то давно едва не уничтоживший Берилл. Люди до сих пор вздрагивают, услышав его имя.

Капитан и ухом не повел – даже не приподнял веки и не улыбнулся.

– Ты слишком нахален, Костоправ. И когда ты научишься соблюдать субординацию?

Намек на субординацию означал, что сперва мне полагалось потревожить Лейтенанта. Сон начальства священен, и прерывать его дозволено в исключительных случаях – например, если Синие начали штурм Бастиона.

Я рассказал про Кудрявого и показал карту. Капитан снял ноги со стола.

– Похоже, для Добряка есть работенка, – мрачно заключил он. Черный Отряд не прощает покушения на своих братьев.

Добряк – наш самый крутой командир взвода. Он решил, что дюжины человек вполне хватит, но разрешил мне и Молчуну отправиться с ними. Я мог заштопать раненых, а Молчун пригодился бы на тот случай, если Синие полезут в бутылку. Молчун задержал нас на полдня, отправившись на «короткую» прогулку в лес.

– Что это ты надумал? – поинтересовался я, когда он вернулся, волоча ветхий мешок.

Он лишь ухмыльнулся в ответ. Молчун – он и есть Молчун.

Таверна, куда мы направились, называлась «Крот» – уютная забегаловка, в которой я провел немало вечеров. Добряк отправил троих к задней двери и поставил по два человека у каждого из двух окон. Еще двое забрались на крышу. У каждого здания в Берилле есть люк на крыше – люди спят там летом.

Остальные вошли в таверну через главный вход.

Добряк, парень невысокий и дерзкий, обожает драматические эффекты. Он наверняка жалел, что о его появлении не возвестили фанфары.

Посетители замерли, уставившись на наши щиты и обнаженные клинки и пытаясь разглядеть прикрытые забралами мрачные лица.

– Верус! – гаркнул Добряк. – А ну, волоки сюда свою задницу!

Появился патриарх семейства, владеющего таверной, и осторожно, бочком, словно болван, ожидающий пинка, стал приближаться. Посетители зароптали.

– Молчать! – загремел Добряк. Этот коротышка умел реветь не хуже медведя.

– Чем могу вам помочь, уважаемые господа? – спросил старик.

– Приведи сюда своих сыновей и внуков, Синий.

Заскрипели стулья. Какой-то солдат вонзил в столешницу нож.

– Сиди спокойно, – охладил его Добряк. – Пришел пообедать, вот и лопай. Через час мы всех отпустим.

Старик задрожал.

– Я ничего не понимаю, господин. Что мы такого сделали?

Добряк зловеще ухмыльнулся.

– Ловко прикидываешься. Это убийство, Верус. Тебе предъявляются обвинения в двух убийствах при помощи яда. И еще в двух покушениях на убийство тем же способом. Магистрат велел применить «наказание рабов».

Я никогда не испытывал симпатии к Добряку. Он так и остался гадким мальчишкой, обрывающим мухам крылышки.

«Наказание рабов» означает, что виновного сперва публично распинают, а затем оставляют на растерзание стервятникам. В Берилле только преступников хоронят без кремации – или вообще не хоронят.

Из кухни донесся шум драки. Кто-то пытался выскользнуть через задний выход, а наши ребята стали возражать.

Зал таверны словно взорвался, и нас захлестнула размахивающая кинжалами толпа.

Нас оттеснили ко входу. Те, кто был ни в чем не виновен, явно опасались, что их заметут за компанию. Правосудие в Берилле быстрое, грубое и суровое и редко предоставляет обвиняемому возможность оправдаться.

Один из наших упал – кто-то сумел ткнуть его кинжалом. Боец из меня неважный, но я без колебаний занял место павшего. Добряк процедил мне какую-то грубость, но я не разобрал слов.

– Вот ты и потерял шанс попасть на небеса, – отозвался я. – Теперь ты навсегда исключен из Анналов.

– Фигня. Я знаю, ты записываешь туда всё подряд.

Дюжина горожан уже валялась на полу. В углублениях пола скопились лужицы крови. На улице столпились зеваки. Скоро какой-нибудь искатель приключений нападет на нас сзади.

Добряка кольнули кинжалом, и он потерял терпение.

– Молчун!

Молчун уже трудился, но ведь он Молчун, а это означает: никаких звуков и почти никакого раздражения или гнева.

Посетители таверны начали отступать, награждая себя пощечинами и размахивая руками. Они подпрыгивали, приплясывали, хватались за спины и задницы, орали и жалобно вскрикивали. Некоторые даже свалились без сознания.

– Что ты сделал? – спросил я Молчуна.

Тот ухмыльнулся, продемонстрировав острые зубы, и провел рукой у меня перед глазами. Я увидел таверну словно в другой перспективе.

В мешке, который Молчун притащил с собой, было осиное гнездо – если вам здорово не повезет, можете наткнуться на такое в лесах южнее Берилла. Обитателями гнезда оказались смахивающие на шмелей чудовища, которых крестьяне называют лысыми шершнями. Характер у них настолько злобный, что в природе с ними не сравнится никто, и сейчас они быстро обрабатывали толпу в таверне, не трогая наших парней.

– Отличная работа, Молчун, – похвалил Добряк, отведя душу на парочке беспомощных посетителей, и повел толпу уцелевших на улицу.

Я склонился над нашим раненым, а другой солдат тем временем приканчивал раненых противников. «Экономим синдику расходы на суд и палача», – называл это Добряк. Молчун наблюдал, все еще ухмыляясь. Он тоже не из сентиментальных, но редко действует сам, предпочитая наблюдать.

Пленников у нас оказалось больше, чем мы предполагали.

– Неслабая толпа, – подмигнул Добряк. – Спасибо, Молчун.

Цепочка пленников растянулась на целый квартал.

Судьба – переменчивая сука. Она привела нас в таверну «Крот» в критический момент. Пошарив там, наш колдун откопал настоящее сокровище – целую толпу, спрятавшуюся в укрытии рядом с винным погребом, а в их числе и самых известных Синих.

Добряк громко разглагольствовал о том, какую щедрую награду заслужил наш осведомитель. Его, разумеется, не существовало, и весь этот треп был предназначен для того, чтобы наши колдуны не стали главной мишенью для ответного удара. Пусть враги носятся как угорелые, отыскивая призрачных шпионов.

– А ну, двинулись! – приказал Добряк и, все еще ухмыляясь, обвел взглядом угрюмую толпу. – Или думаете, что у вас хватит духу рыпнуться? – Никто не шелохнулся. Его уверенное превосходство охладило даже самые горячие головы.