Джон Толкин - Властелин колец

Чем же сумел поразить профессор из Оксфорда умы современников? О чем речь в книге? О Вечном. О Добре и Зле, о Долге и Чести, о Великом и Малом. В центре книги — Кольцо, символ и инструмент безграничной власти. Не правда ли, очень актуальный и вожделенный сегодня символ? Только дайте, слышим мы отовсюду, уж мы–то сумеем ей распорядиться. И не рассказывайте нам про тиранов давнего и недавнего прошлого! Мы умнее, лучше, справедливее. Мы знаем, как надо! Дайте власть! Мы сделаем вас счастливыми!!

А вот герои Толкиена один за другим отказываются от Кольца. Есть в книге короли и воины, маги и мудрецы, принцессы и эльфы, но в финале все они склоняются перед простым хоббитом, всего–то выполнившим свой долг и не покусившимся на большее.

Научный и душевный поиск вывел профессора Толкиена за рамки национального мифа в пространство Трансмифа, скрывающее корни мира, это обстоятельство, с одной стороны, осложняет работу переводчика, предполагая его знакомство с элементами Трансмифа, но с другой — облегчает, позволяя устанавливать взаимопонимание с автором не только на уровне переводимого текста. В работе по переводу трилогии для нас принципиально важно было попытаться передать смысловую составляющую (не всегда прямо выраженную), не отрываясь слишком далеко от самого текста. К счастью, автор оставил достаточно четкие рекомендации своим будущим переводчикам. Этим рекомендациям мы старались следовать в меру своих возможностей. Выполненный нами несколько лет назад перевод «Сильмариллиона» помог увязать две эти замечательные книги в дилогию, как и хотел того автор.

Филологические, лингвистические, мифологические интересы Дж. Р. Р., сплавленные в роман–эпопею, требуют, как нам кажется, существования нескольких версии перевода, благодаря которым можно со временем надеяться на появление одного, адекватного авторскому тексту.

Грандиозность авторского замысла способно раскрыть по–настоящему только фундаментальное, научно обоснованное и откомментированное издание «Властелина Колец» и «Сильмариллиона» (публикации последнего препятствуют пока трудности внешнеэкономического характера). Но настоятельная забота автора (как понимаем ее мы) не терпит отлагательства. Забота эта — о недопущении верховного зла тирании; о восстановлении правильного взгляда на мир; об установлении утраченной взаимосвязи различных планов бытия.

«Наверное, не случайно работы Толкиена более десяти лет ждали, чтобы стать популярными в одночасье и повсеместно, — писал П. Бигль в предисловии к одному из изданий трилогии. — Шестидесятые годы не были хуже пятидесятых, просто пожинать плоды пятидесятых пришлось им. Это были годы, когда миллионы людей все сильнее тревожило то, что индустриальное общество стало удивительно неподходящим для жизни, неизмеримо безнравственным и неизбежно опасным. Волшебное слово «прогресс» в шестидесятые утратило былую святость, а «бегство» перестало казаться смешной чепухой».

Как и другие сказочники, Толкиен, видимо, не избежит Обвинений в «бегстве от действительности». Здесь можно было бы только напомнить его собственные слова о том, что волшебные сказки — это не дезертирство солдата, а бегство пленника из постылой тюрьмы.

Существуют разные точки зрения на истоки творчества Дж. Р. Р. По нашему мнению, мы имеем дело с прекрасной работой визионера, связавшего в своем сердце мир человечества с мирами инобытия. Такая связь во все времена живет в сознании поэтов и живописцев, художников в широком смысле слова, стремящихся методами искусства дать людям возможность приобщиться к высшей правде и высшему свету, льющимся из миров иных[1]. Поэтому не печаль вечной утраты, а надежда истинного обретения звучит в последних главах «Сильмариллиона»: «…Дорога памяти еще может увести на Запад: словно незримый мост, соединяет она два мира, начинаясь где–то здесь, в воздухе, которым мы дышим, в котором летают птицы и который так же утратил свой истинный смысл, как и вся земля. Дальше она уходит в небеса и уводит к Одинокому Острову, а может, и к Валинору, где еще обитают Валары, наблюдая развертывающуюся перед ними историю мира. Вот только тело из плоти тяжело для этой дороги, и не пройти по ней без помощи свыше. Время от времени на побережье рождаются слухи о том, что где–то в море живут (или жили) люди (а может, и не люди), которые не то милостью Валаров, не то по собственной праведности вставали на прямой путь и уходили, видя, как земля под ногами становится все меньше, а впереди яснеют ярко освещенные набережные Авалона, а то и берега Амана и над ними словно парит в недосягаемой вышине величественная и прекрасная вершина Белой Горы».

Н. Григорьева

В. Грушецкий

ПРОЛОГ

В книге речь пойдет в основном о Хоббитах. Читатель узнает немало и о них и об их истории, а коли захочет узнать больше, пусть заглянет и Алую Книгу Западного Крома. Кое–что из нее уже публиковалось в книжке «Хоббит» — это начальные главы, написанные знаменитым на весь мир Бильбо, первым по–настоящему прославившимся хоббитом. Он назвал эти фрагменты «Туда и Обратно», потому что повествуют они о путешествии на Восток и возвращении в родные места, а главное — о Приключении, которое повлекло за собой величайшие события Эпохи, во многом изменившие, конечно, и жизнь хоббитов. Об этих событиях и пойдет рассказ.

Многие читали «Хоббита», многие, да не все. Поэтому в нашей книге не обойтись без основных сведений об этом замечательном народе, да заодно уж надо напомнить и о самом Приключении.

Хоббиты — народ неприметный, но древний, в прошлом весьма многочисленный. В том, что их стало меньше, нет ничего удивительного, если учесть стремление хоббитов к мирной жизни и любовь к ухоженной земле. Самое милое дело для них — тщательно и заботливо возделанные поле или садик. Есть и всякие приспособления, но только те, без которых не обойтись, — кузнечные мехи, водяные мельницы да ручные ткацкие станки — других они не признают и не держат.

Нас они издавна звали Верзилами и сторонились, предпочитая не связываться. Сейчас встретить хоббита — большая редкость: слух у них чуткий, зрение — острое, а движения проворные и ловкие, несмотря на склонность к полноте и стремление к покою. Издавна владели они умением исчезать бесшумно и бесследно, едва заслышав издали спотыкающуюся поступь какого–нибудь Верзилы. И так это у них ловко получалось, что люди стали поговаривать о волшебстве. На самом деле ни с какой магией хоббиты, конечно, не знались, а неуловимостью своей обязаны были исключительно мастерству, основанному на бережном отношении к традициям, большой практике и близкой дружбе с землей, что для неуклюжих Больших народов и несвойственно, и непонятно.