Людмила Астахова - Злое счастье

Мне сверху видно всё, ты так и знай.

Секундочку! Я же отлетаю. А дети? Господи, а как же дети?! Как же они без меня?! Я не могу!

Но Тоннель уже сиял далеким светом, и душа уносилась прочь от страданий и боли, от капельниц, окровавленных перчаток и одноразовых шприцов, от блудливых виноватых глаз того, кто перед Богом и людьми, от золотой зари детства и призрачных туманов отрочества, от хлёстких ветров юности и солнечного полдня зрелости. Прочь, прочь, прочь…

Прощай Вечный город, мой несбывшийся Рим! Прощайте цветущие абрикосы! Прощайте…

Мне сорок лет. Нет бухты кораблю…

Она лежала на сыром холодном песке, замерзшая, окоченевшая, не чувствуя немеющих рук и ног. Голова болела нестерпимо пульсирующей тупой болью, словно по затылку со всего маху шибанули обухом топора. Перед глазами стояла мутная розовая пелена. Со стоном она приподняла голову, чтобы осмотреться. Качался, как на волнах, противоположный берег реки: камыши, а за ними коричневые унылые холмы, рощицы тоненьких деревьев, валуны, а совсем уже на горизонте черная полоса далекого леса. Она осторожно провела непослушными пальцами по мокрому лицу. Руки стали красными от крови. Кровь капала с волос, саднила рана на затылке.

«Боже! Что же это такое?»

Рядом лежали окровавленные трупы. Совсем молоденький мальчик, двое мужчин в кольчугах. Кто были эти люди? Почему их убили? За что? Кто это сделал?

Её скорчило в спазме и тут же вырвало желчью. Она не понимала что происходит, где она, что случилось, но инстинкт подсказывал, что отсюда нужно бежать. Бежать как можно дальше, не оглядываться и не останавливаться.

Назвать бегом блуждание в прибрежных зарослях нельзя никак, но главное, чтобы весь тот кровавый ужас, которому она стала свидетелем, исчез из поля зрения. Кружилась голова, подкашивались ноги, тошнило, и когда не осталось сил брести, она ползла на четвереньках. Будто это за ней по пятам гнались свирепые убийцы с огромными ножами. О себе беглянка даже не думала, настолько была потрясена кровавым зрелищем. Словно обезумевшее животное металась она по продуваемому всеми ветрами лесу, под моросящим дождиком, не чувствуя ни холода, ни усталости. Только тупая боль стучалась в череп, облепленный мокрыми окровавленными волосами.

А когда совсем стемнело, женщина, словно мышь, забилась между корнями огромного дерева и притаилась в своем ненадежном укрытии. Вернее сказать, сначала она пыталась залезть на дерево, но босые ноги неуклюже скользили по влажной, твердой, как камень, коре. Зубы стучали оглушительно, на весь лес, и чтобы не привлечь из его чащи кого-нибудь страшного, она зажимала себе рот руками. Женщину трясло в лихорадке.

Женщину звали…

Как же её звали?

Её звали…, её зовут…

Но память, словно губка, впитывала вопросы, оставляя их возмутительно безответными.

Тогда беглянка крепко обхватила руками колени, пытаясь хоть как-то согреться, любым способом удержать в себе капельку живого тепла. Она страстно желала, чтобы ночь поскорее кончилась, и одновременно боялась рассвета. Не нравился ей лес, где режут людей, точно на бойне.

Слезы сами навернулись на глаза. Она плакала от обиды и бессилия, от страха и одиночества.

Мокрая, замерзшая, заблудившаяся в лесу, полном убийц, женщина тихо скулила, сжавшись в комочек. До тех пор, пока тяжелый сон, полный кошмарных кровавых видений, милостиво не сомкнул над несчастной свой огромные совиные крылья.

— Проклятые нэсс! Жестокое, гнусное племя! — злобно шипел Дайран. — Клянусь Небом, их науськали подлые дэй'ном! Кто еще мог проведать о посольстве из Алатта? Кто?! Ненавижу!

Глаза его горели неистовой жаждой мести. Если…, нет, когда убийцы будут пойманы, они пожалеют даже о миге своего зачатия. Дайран ир'Сагар не знает пощады и не берет пленников. Это знают все: нэсс, айган и, разумеется, дэй'ном. От скалистых ущелий Сэрро до теплых песчаных берегов Аун-Хот.

— Думаешь, леди Хелит похитили, Навв? — спросил Мэй у рыскавшего по берегу молодого следопыта.

— Не знаю, что и думать, милорд. Странная картина вырисовывается.

— Странная?

— Вот глядите сами, — следопыт поманил Мэя за собой и показал на примятый песок. — Тут она упала. Скорее всего, кровь её. Во всяком случае, она принадлежит женщине. Потом с неё сняли платье и сапоги. Видите?

Тот лишь кивнул в ответ. У юного Наввано складно получалось читать невидимые знаки недавних событий. Пожалуй, даже его старший брат не сделал бы это лучше.

— Я не понимаю, почему она не сопротивлялась, и еще более странно, что её не забрали с собой. Приняли за мертвую?

— Вряд ли нэсс не сумеют отличить живую женщину от мертвой, — справедливо усомнился Рыжий.

— Тем более! Тут дальше я вижу её следы. Вот рвота… А потом она побежала в лес, куда-то вниз по течению.

Мэй озадаченно потер шею, разгоняя застоявшуюся кровь.

— Действительно, что-то непонятное.

— Прикажите пустить по следу собак, мой лорд?

После некоторого раздумья князь согласился.

— Пускайте, только смотрите в оба и без фанатизма, — предупредил он на всякий случай.

Запах свежей крови растревожил звериные инстинкты собак. Гончие подвывали и рвались с поводков. Если бы не безвестность судьбы леди Хелит, то они бы уже бежали по следу убийц. И, скорее всего, след привел бы в соседний городишко, населенный нэсс, а из-за его стен разбойников даже верховный король не сможет выкурить. Дайран тысячу раз прав, когда без устали повторяет известную присказку, гласящую, что, сколько не делай людям хорошего, кроме ножа в спину от них ничего не дождешься. Уже успели забыть, как униэн спасли их от нашествия дэй'ном, и снова принялись за старое: нападать из-за угла, грабить, убивать и насиловать.

И вот трупы тех из семьи Гвварин, кто уцелел в последней войне, грузят на телеги. И если Хелит погибла, значит больше никто и никогда не поднимет знамя со священным серебряным пятилистником Кер. Славное было семейство. Род, из века в век, даривший народу униэн великих воинов и великих мудрецов, окончательно прервется.

— Не горюйте, милорд. Сделанного не воротишь, — попытался утешить Мэя следопыт.

— Знаю. Ничего не воротишь. Вообще.

Тихим свистом он подозвал Сванни — свою вороную кобылу, забрался в седло и заторопился следом за гончими, пока они не слишком далеко убежали.

Беглянку разбудил злобный собачий лай. Вернее сказать, не разбудил, а вырвал из кошмарного сна. Снились блестящие голубые стены, какие-то люди, одетые в одинаковые одежды. За ночь тело затекло до полной неподвижности. Руки-ноги не гнулись, шею свело, и зуб на зуб не попадал. Она хотела затаиться в своем укрытии, но вовремя догадалась, что против собак её маскировка бессмысленна. Надо бежать.