Александр Прозоров - Паутина зла

— Что же ты, такой убогий, зло творил?! — Перекидывая из руки в руку саблю, Олег стал примериваться для последнего удара. — Ну, будь мужиком, выпрямись! Тебе же лучше!

— Не губи! — завыл злодей. — Не губи меня, человече! Службу сослужу!

— Восемь семей, — напомнил скорее себе, чем оборотню, ведун. — Восемь семей, а уж про случайных прохожих и говорить нечего. Вот когда надо было помнить о «не губи».

— Из-за бабы это! — Оборотень упал на спину, скорчился, будто надеясь защититься. — Дозволь рассказать! Я тебе слово секретное молвлю, клад знаю, не губи! Службу сослужу, рабом буду! Не ведал, что творил!

Не так давно Середину уже случилось выслушать одну трогательную историю. Там, правда, все было из-за мужика, потому что рассказывала женщина. Поруганная невинность, желание отомстить насильнику, знатному да богатому, — вот и отправилась бедная девушка к колдуну, в лес, а уж он и сделал из нее зверя, проклял, то есть не виноватая она ни в чем… Складно рассказывала, и, если бы опыт не научил ведуна держать руку на сабле, мог бы и прозевать бросок.

— Оставь свои истории для соседей по адской сковородке, или уж не знаю, где ты окажешься. — Олег, вопреки, а может, и благодаря своему призванию, не имел четкого представления о загробном мире. — Опусти руки, последний раз прошу, или на куски тебя рубить придется.

— Тайну поведаю, о тебе! — Оборотень действительно опустил руки, оперся на них и привстал, повернувшись к убийце здоровым глазом. Это было неожиданно, и ведун замер с поднятым оружием. — Ведь ты — пришлый колдун! Ведь это о тебе народ сказывает!

— Допустим, ты угадал… — Олег взялся за саблю двумя руками, выставил вперед ногу. Теперь он принял позу, скорее подходящую для ожидающего нападения самурая. — Говори, а то ведь не успеешь.

— Не губи! Слух о тебе прошел, колдун! И по селам да городам, и по болотам да лесам! Не пришелся ты ко двору, странник! Много ведомого людям зла — да то все меньшие братья. Как бы старшие тебе одному не показались… — Оборотень вытянул шею к ведуну, единственный глаз его горел страстной надеждой. — Поклянись отпустить меня, дать раны зализать да из краев здешних уйти — тогда поведаю, как тебе спастись. Солнышко светит, да ведь и ночь придет… Клянись силой своей и здоровьем, левой и правой рукой, клянись своей ворожбой и своим…

Середин не дослушал — надоело держать саблю. Позиция была не слишком удобной, но он, уже опуская оружие, сделал шаг в сторону и сумел попасть очень хорошо. Колка дров, если к ней подходить творчески весьма развивает необходимые для палача навыки, а не далее как позавчера Олег как раз пособлял одинокой старушке. От нее и услышал про лютующего в окрестностях медведя-оборотня…

— Почти все, — вздохнул ведун и покрутил над головой саблю, сгоняя с клинка капельки крови. — Осталось мелко нашинковать и поставить в духовку…

Одна из самых неприятных сторон жизни в чужом мире — невозможность найти человека, который способен оценить твои шутки. Здесь юмор какой-то другой, грубоватый, а над известными Олегу анекдотами никто не смеется. Может быть, дело в том, что каждый раз приходится объяснять, что за люди «новые русские» и откуда у запорожцев вдруг взялись колеса.

— А может быть, я просто не умею их рассказывать, — вслух предположил Середин, продолжая вращать саблю. — Или же и то и другое, что вернее всего.

Труп оборотня, даже обезглавленного, не стоит оставлять валяться в лесу. Он насыщен черной злобой, так притягивающей нечисть, и может послужить слишком питательной пищей для какой-нибудь сущности, а то и вместилищем для бесплотной грешной души.

— Тьфу ты, электрическая сила…

Нет, надо рубить, хоть и противно. Мысленно извинившись перед верным оружием, Олег опять ухватил саблю двумя руками. Хорошо еще, мужичонка попался хилый, тощий. И почему так? Может, недоедал? Или все в медведя уходило?

Покончив с «расчлененкой», Олег вытер саблю — на этот раз как следует — и спрятал ее в ножны. Потом достал из поясной сумки мелок и очертил забрызганную кровью часть поляны, стараясь оставлять на все еще влажной траве хоть какую-то линию.

— Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами — мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду на широко поле, поднимусь на высоку гору… — Мелок кончался, надо было бы обзавестись новым. — Поймаю птицу черную, птицу белую, птицу алую…

Олег не слишком старался — нужно было просто не подпустить к останкам, и без того мало на что пригодным, случайную криксу. Всего несколько минут, пока ведун будет собирать топливо для костра. Огонь лучше всего, надежнее — да и проще это, чем яму копать. А вот надеяться на авось, на волков да лисиц, которые по косточке растащат оборотня, нельзя.

Несколько дней назад Олег убил упыря. Самого обычного, хотя и довольно старого уже, опытного. Вспоминая об этом случае, ведун не сдержал улыбки: тварь забралась на дерево и принялась там выть, будто надеясь на чью-то помощь. Середин полез было следом, но упырь скорчился на самой верхушке, которая и под ним-то отчаянно раскачивалась, а двоих не выдержала б ни за что. В сердцах Олег принялся рубить верхушку саблей, и тогда ночник отважился прыгнуть на соседнее дерево.

— Тарзан, однако! — восхитился ведун, глядя, как промахнувшийся упырь полетел вниз и уже в двух саженях от земли с маху напоролся на сухой сук, по иронии судьбы оказавшийся осиновым.

Чем может быть опасен упырь, болтающийся на осине, проткнутый ею насквозь? Ничем и никому. Пускай птички порадуются! Середин спустился и спокойно отправился дальше, намереваясь в тот день солидно сократить расстояние до дома своего старшего друга и учителя Ворона — надо же когда-то туда добраться? Работа сделана — совесть чиста, душа поет. С такими душой и совестью вместе очень весело шагать по просторам.

И ведун шел тогда весь день, до самого заката. Вечером, так и не повстречав достойного противника, он плотно поужинал и улегся спать. Не раскались освященный в Князь-Владимирском соборе крестик так, что Олег запрыгал от боли, спугнув приснившуюся Верею, — никогда бы уже не проснуться ведуну. Упырь был тут как тут — стоял за ближайшим деревом, тянул к врагу удлиняющиеся, будто резиновые, руки. Эти руки Середин ему тут же укоротил саблей, а потом, все тем же серебряным крестом прижигая лицо, выяснил, в чем дело. Помогать друг другу нечисть не способна, а вот заполучить более слабого сородича в рабы всегда рада. Уж как леший сумел договориться с мертвым (вторично!) упырем, Олег не понял — но ведь договорился и помог, снял «с крючка». И что Середин ему сделал? Обычно-то лешие прохожих не трогают. Неужели за верхушку того дубка обиделся?