Жаба - Патриция Маккиллип
Появляюсь я.
Ее печаль истинна и вызывает сочувствие, она словно уронила в колодец дитя, а не мяч. Едва ли она меня замечает. В ее печали для меня нет места, я лишь средство для ее утоления. Она зовет на помощь — и помощь приходит, так было по ее опыту всегда; силой своего отчаяния она меняет мир так, что даже жаба обретает дар речи.
Когда она услышала мой голос, все ее внимание занимала вода. Утирая слезки шелком своего наряда, чтобы лучше видеть, что там, в колеблющихся тенях, она говорит нетерпеливо: «О, это лягушка. Старый колченожка, я уронила свой мяч в воду — и хочу его назад! Без него я умру! Что угодно тебе дам, если ты мне его достанешь — этот жемчуг, свою корону — что угодно! И мой папа тоже».
Едва ли она сама слышит свои или мои слова. Я лишь лягушка, коротаю дни за ловлей мух, плаваньем в грязи, сидением в камышах да кваканьем. Ее жемчуг немного напоминает матовую лягушачью икру, но интереса у меня не вызывает. Да, конечно, я могу стать ее товарищем по играм, ее спутником; у нее и раньше были воображаемые друзья. Да, мне можно будет есть с ее тарелки; все они так и ели. Да, и пить из ее чашки. Да, можно будет спать в ее постели — да, да, что угодно! Просто перестань квакать и достань же мяч.
Я уронил мяч к ее ногам. И больше меня не замечают; я стал фантазией, сном. Говорящая лягушка? Не говорите глупостей, лягушки не разговаривают. Я кричу ей вслед, а она убегает, со смехом подбрасывая мяч, но даже так она твердо знает: лягушки не разговаривают. Подожди меня! — кричу я. Ты обещала! Но она меня уже не слышит. Все ее воображаемые друзья исчезают, когда в них отпадает необходимость.
Так что первый холодок ужаса ей довелось испытать в тот момент, когда, сидя за столом со своим отцом, она услышала мои шлепающие шаги по мраморному полу. Они были не одни, но разве кто-то из элегантно скучающей королевской свиты позволит себе поставить под сомнение существование говорящей лягушки? Весь двор продолжал трапезу, втайне наслаждаясь спором, разгорающимся за королевским столом. Я ел молча, слушая их приглушенный шепот. Большинство встали на сторону принцессы и хотели, чтобы меня забрали вместе с костями лосося и очистками от фруктов и выбросили за кухонную дверь без всяких церемоний. Другие полагали, что прав ее отец: я могу послужить безобидным уроком для испорченной дочки. Большинство видели во мне лишь лягушку. Жаба прикасается своей ядовитой кожей к кубку принцессы и оставляет слизь на ее тарелке? Немыслимо! Так или иначе: я был лягушкой. Другие не были так уж в этом уверены. Король меня признал, конечно, но, отбросив пока тот факт, что я могу говорить, полагал, что во всех остальных отношениях я буду вести себя так, как положено жабе в присутствии людей: буду хотеть в основном двух вещей: чтобы меня не замечали, и чтобы не раздавили.
Но принцесса знает: подняться по лестнице, неся мое безвольно висящее тельце в брезгливо напряженных пальцах, будет означать, что за спиной останутся и славный денек, и сладкий липовый цвет, и златокудрое дитя, что подбрасывает к солнцу свой сверкающий мяч и смотрит, как он летит, вращаясь, вниз, отбрасывая солнечные лучики на затененную листву, пока, наконец, не приземляется ей точно в руки. Когда мяч исчез в глубине колодца, она рыдала об утерянной части себя. Будущее предстало перед ней в форме жабы, и она заключила невыгодную сделку: обменяла свое детство на меня.
Кто же я?
Я знаком некоторым из придворных. Их богатство, их благополучие не укроют ни от зловония, ни от грязи, ни от сплетен, что проникают прямо в сердце, липнут к подошве и наполняют их жизнь. Между собой они шепчутся. Послушайте.
«Жабы к боли и смерти. Вспомни об уродливой рыбе-жабе, которая втыкает шипы прямо в ладони ничего не подозревающего рыбака. Подумай о ядовитых склизких грибах».
«Убьешь своими руками жабу — и кожа на лице и на руках станет грубой, шершавой и бородавчатой. Жабы высасывают дыхание спящих, обрекая их на гибель».
«А жаба-повитуха? И самцы, и самки дарят жизнь потомству».
«Если плюнуть и пнуть жабу — умрешь».
«Если положить жабу на ранку, она заживет».
«Если разозлить жабу, она будет надуваться ядом, пока не лопнет, забирая твою жизнь ценой своей».
«Жабы — предвестницы жизни. Вспомните о египтянах, которые верили, что жабы олицетворяют собой лоно женщины, а их крики — это крики нерожденных младенцев».
«Жаба — это жизнь».
«Жаба — это смерть».
«Она принадлежит луне, и квакает на лунный серп. Помните, что северяне верят, будто жаба спасает саму жизнь, обратившись красным яблоком и падая в колодец».
«Жаба — это жизнь».
«Жаба — это смерть».
«Жаба — и то, и другое».
Для принцессы же, что с отвращением несет меня вверх по лестнице, а от ее пальцев мешковатое и бугристое мое тело отделяет лишь клочок льна, я источник огромного и необъяснимого раздражения. Я спас ее золотой мяч, почему бы ей не проявить немного снисходительности? К утру я уйду. Но она знала, знала глубоко внутри; она услышала кваканье крошечных невидимых лягушек; она узнала жабу-повитуху.
Если бы она была милостива ко мне, я бы и в самом деле исчез к утру. Но ее инстинкты стремительны: я воплощение опасности, воплощение неведанного. Я был тем, чего она желала, и чего не желала. Она не смогла избавиться от меня достаточно быстро, с достаточной жестокостью. Но она меня знала, и какая-то ее часть вопила: «Не сейчас! Не сейчас!», поэтому она отбросила меня от себя настолько, насколько было можно, чтобы не упустить из виду.
Сменить форму легко, я все время это делаю.
Стоило ей увидеть меня на полу, увидеть мои сильные юные члены и озадаченное выражение лица, увидеть, как я потираю голову, как неуверенно спрашиваю, гол ли я как лягушонок, как она уронила свое сердечко в мой колодец, и сама нырнула следом. Она укрыла меня одеялом, но не ранее, чем ее удивленный и любознательный взгляд охватил все, что нужно. Она приняла свое будущее с поразительным спокойствием. Она гладила мои волосы, цвет которых, также как и цвет глаз, я
