Каникулы бога Рандома (СИ) - Дубов Дмитрий
— Да кому ты нужен? — досадовал первый, который, кажется, уже жалел, что связался со вторым, и думал, как бы его подставить. Но это уже было сложно сделать, так как второй слишком много знал. Приходилось его тащить дальше. — Надрезы нужные мы сделали, так что никто ничего не заподозрит. А сам он уже полгода овощ овощем, даже не разговаривает.
— Ладно, — решился второй, — я сделаю всё необходимое, но обещайте, что поможете за это моей маме.
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся от него первый и поспешил уйти.
Второй на некоторое время остался, снимая показания приборов, но затем удалился и он.
— Да твой блондинистый рот, Удача! — вознегодовал я, но получилось, что кричал внутри себя. — Это так ты мне помогла⁈
Однако она меня услышала.
— Ну, знаешь ли, — ехидно ответила богиня, оглядывая место, в котором я лежал и которое даже не мог увидеть сам, — Удача — дама капризная. Ты меня перед женихом подставил? Подставил! Обещал, что никто не узнает, а в итоге все мне теперь неприличные жесты показывают. И предлагают всякое, — она демонстративно причмокнула губами. — Так что на какую помощь ты рассчитывал, Ранди? То, что ты — великолепный любовник, не делает тебя незаменимым. И вообще, я разгребаю последствия, и ты разгребай!
— Удача, послушай! — я вдруг понял, что мне сейчас нужно с ней во чтобы то ни стало договориться, иначе я совершенно нелепо застряну в этом самом беспомощном теле.
— У меня нынче ребрендинг твоими стараниями! Отныне, зови меня Лаки, — ответила богиня и исчезла.
— Блондинозавр ты обыкновенный, — выразился я, пытаясь от самого себя скрыть растерянность, постигшую меня с её уходом.
— Удача отвернулась от тебя? — спросил я сам себя, и тут же отпустил ситуацию. — Ничего страшного. Надо продержаться недельку, максимум две. Родня поостынет, Дзен отойдёт, можно будет и вернуться. Ну не оставят же они меня навечно в человеческом теле какого-то доходяги? Не оставят же, правда?
А пока нужно решить, как провести время тут с максимальным комфортом. Я потратил ещё немного божественной благодати — самую малость, чтобы разлепить веки.
И в этот самый момент в палату вошла медсестра.
Собственно, по её виду я понял, что Удача не просто отвернулась от меня. Она свалила в другую галактику, тварь крашенная. И зачем только я на неё полез?
Медсестра была страшная, плоская, серая, непропорциональная с толстыми пальцами, которыми она поправляла какие-то трубки, идущие в моё тело.
И что? Это лучшая клиника Цюриха? Позор! Я буду жаловаться в лигу попаданцев!
Для упрощения колдовства мне нужно было двигать пальцами. Но они у меня были парализованы. Поэтому я потратил ещё немного божественной благодати на то…
У медсестры зазвонил телефон.
«Кто говорит? ООН? — кривлялся я в собственном сознании, понимая, что всё это от некоторого испуга. — Давай, иди уже отсюда!»
— Ой, — пискнула она куда-то в пространство. — Мне срочно нужно бежать!
«Давай, давай, — подзадоривал её я мысленно. — Скатертью дорожка!»
И не успела за ней толком закрыться дверь, как в палату вплыла самая настоящая фотомодель, которой впору играть спасателя на пляже в каком-нибудь слюновыделительном сериале. Халатик чуть-чуть ниже поясницы скрывал, собственно, только то место, где разделялись её ноги, являя взгляду всё остальное.
Вот это по-нашему. Это я люблю.
Но больше всего взгляд, конечно, приковывала грудь, которая, казалось, так и норовила выскочить из халата, чтобы прильнуть к моей щеке…
Эх, а тело-то совсем-совсем парализовано. Беда-то какая!
— Даже если вы ничего не слышите, я всё равно скажу, — томным голосом проговорила тем временем медсестричка, проводя нарощенным ногтем мизинчика по нижней губёшке. — За бабки вашей семьи в нашей клинике включены все возможные дополнительные услуги. Жаль, конечно, что ты ничего не почувствуешь, красавчик, — она томно вздохнула, на грани со стоном. — Но хоть приятно будет посмотреть. Правда, малыш?
И на хрена мне нужна была та Удача, когда тут такие бубсы ходят, а? Дурак, согласен.
Вот только сейчас полный паралич был вообще не в тему. Вот совсем.
А медсестра тем временем стянула с меня штаны и приникла лицом к низу живота, после чего я потерял её из виду.
Так, ну и чем тут наслаждаться? Нет, дорогие родственнички, вы как хотите, а я так не играю.
И я потратил почти всю оставшуюся божественную благодать на то, чтобы чувствовать всё и ощущать в полной мере.
То, что орудие любви поднялось, пришедшую ничуть не напрягло. Но вот когда я положил ей на голову руку, тут что-то пошло не так.
Она резко распрямилась, хорошо хоть зубы не сжала, и с криками:
— Ожил! Ожил! — опрометью выскочила из палаты, оставив меня недоумевающим и неудовлетворённым.
— Детка, ты куда? А продолжить? — возмутился я таким поворотом событий.
И только я успел запахнуться простынёй, как в палату вошли двое: мужчина и женщина. Не первой свежести, конечно, но достаточно симпатичные и прилично одетые.
— Это что? — спросил я вслух, обращаясь к ним. — Я пару не заказывал! Или это бонус за обломанный кайф?
На лицах вошедших отразились очень разные чувства. У женщины, скорее, смешанные: недоумение, радость, жалость и что-то ещё, я не разобрался. А вот у мужчины: злость и негодование.
Потому что прямо мне в ухо… нет, не в ухо, а в сознание кто-то рыкнул:
«Дебил, это мои родители! — а затем слегка сбавил обороты, видимо, осознавая, что обращается к кому-то в собственном разуме. — А теперь и твои по ходу дела. Постарайся уж повежливее!»
Глава 2
Одно дело, когда на твоей груди рыдает близкий тебе человек. Это вызывает совершенно определённые эмоции, вызванные обстоятельствами. Совершенно другое дело, когда на груди рыдает незнакомка. Тут обычно, кроме желания отстраниться, сложно испытать что-либо ещё.
Вот только в моей ситуации всё было крайне странно и запутанно.
Женщина, что орошала мою грудь своими слезами счастья, была совершенно мне не знакома и даже не привлекательна. А вот для владельца тела это был один из самых близких людей.
Чувства, конечно, это вызывало самые противоречивые. Но больше всего мне хотелось выйти куда-нибудь за дверь, постоять там и подождать, пока всё это закончится.
Только вот двери не было.
А вообще, надо признать, что мать арендованного мною тела была тут единственным человеком, кто был искренен и не стеснялся показать свои эмоции.
Отец же, наоборот, стоял чуть вдали и скрежетал зубами.
«Уж не ты ли направил своего сына на лечение в эту замечательную клинику?» — подумал я, но, видимо, слишком громко.
«Нет, это точно не он, — ответил мне владелец тела, о котором я уже и думать забыл. — Я в аварии пострадал».
Я подавил желание вскрикнуть с притворным испугом: «Кто здесь?», ограничившись сухим: «Спасибо».
Отец ещё и что-то пытался из себя выдавить, но выходила только непонятная тарабарщина. Ага, это же другой язык, не тот, которым пользовались врачи. Хорошо, что я разом выучил несколько основных.
Так, китайский? — Нет. Тартарский? — Тоже нет. Клингонский? Пацакский? — Вообще не оттуда. Ага, русский. Отлично.
— Ты мне всё вернёшь, и за лечение, и за реабилитацию, — шипел наш папашка с практически неприкрытой враждебностью. — Всё, до последней копейки.
«Слушай, — проговорил я, смиряясь с тем, что некоторое время мне придётся делить тело с его законным владельцем, как будто нельзя было забросить меня в освободившееся, — я смотрю, ты у бати — любимчик. Вон как скалится, того и гляди зубы себе сотрёт, мяско кусать нечем будет. Тебя, кстати, как зовут?»
«Игорь, — ответил владелец тела, и я порадовался, что не какой-нибудь Пантелеймон. Ну стоит только представить себе какого-нибудь великого человека с именем Пантелеймон, и, в принципе, хорошее настроение до обеда обеспечено. Потом можно ещё Павсикакия добавить, и всё. — А вот с отцом… там долгая и сложная история. Потом расскажу».
