Лес и город - Святослав Владимирович Логинов
— Распелись… — проворчал Вокчупан. — Давайте, пойте, а я пойду. Только смотри, загубишь мальчонку, сюда городские колдуны явятся с ружьями. Мне-то что, я от них уйду, не догонят, а тебе — пропадать.
— Уж как-нибудь, — напутствовала чародея Путла.
Обождала, пока колдун уберётся подальше, вытащила из загашника книгу.
— Это что?
— Книжка.
— Прочесть можешь?
— По слогам могу, а про себя не выучился.
— Мне про тебя и не надо. Показывай слоги.
Учение пошло не то чтобы быстро, но ходко. Путла узнала, что знаки на страницах книги называются буквами. Если их собирать попарно, получаются слоги. Всякая волшебная сила в слогах пропадает, а что отдельные буквы силу имеют, Стёпка, так звали мальчонку, представления не имел. Это правильно, это хорошо, а то всякий дуралей выучившийся читать, принялся бы колдовать, и такого бы наворожил, что только держись. Слоги собирались в слова, совершенно бестолковые, какими говорят в городе. Путлу эти словеса не интересовали, она понимала, что их составили для вящей путаницы, чтобы дуралей, которому попадёт в руки книга, не научился её использовать для настоящего колдовства.
Каждая буква имела своё наименование и особое звучание. Вот их Путла запомнила накрепко и на этом учёбу прекратила.
Теперь предстояло учиться колдовать, а в таком деле помощников не бывает. Кое-что Путла понимала и без книги. Вот, скажем, давнее Путлино умение кровь заговаривать. Можно не заговорить, а отговорить так, что из малой царапины руда хлынет струёй, как из боевой жилы, и поцарапанный умрёт у тебя на руках. Обратное ещё хуже. Заговоренная кровь загустевает, и по уму, нужно остановиться вовремя, чтобы она загустела в ранке и нигде больше. А то загустеет в сердце, и раненого хватит кондрашка. Потому кроме Путлы никто в лесу кровавые раны не заговаривает, а зализывает, как может.
Также обстоят дела и с книжными умениями. Одно дело вызвать град, чтобы крестьянам на полях урожай попортить, совсем иное, такие ледыхи наворожить, какими она едва Вокчупана не прикончила.
Путла шлёпала губами, словно повторяя в очередной раз звучание бессмысленных слогов, а на деле чуть слышно обозначая волшебные буквы, так, чтобы они не проявили ненароком своей силы. Не хватало ещё, чтобы Стёпка угадал, какое значение имеют складывающиеся в слога буковки. Хотя, Стёпке было не до того. Он дразнил Чуку, стараясь ухватить её за хвост, уворачиваясь от щёлкающих зубов и совершенно не вспоминая, как его волочили по лесу к дикой избе. Поверил малец, что Путла его не съест, и немедленно оборзел. Конечно, Путла ворованного мальчишку съесть не может, а вот Чука так очень даже.
Довольно скоро многие буквы обозначили свою суть, и Путлу взяло сомнение. Одно дело, когда умеешь, как следует ворожить, совсем иное, когда только учишься и, хочешь — не хочешь, делаешь ошибки. Опытную колдунью на хромой козе не объедешь, а сейчас только попади на зуб Вокчупану, мигом останешься без книги, а то и без головы. Значит, на учёбу нужно из леса уходить.
В деревне — ещё хуже. Там не то, что Путла, а всякий человек на виду, и любого бродягу подозревают в ведовстве, особенно, когда с приходом новичка начинаются дела сомнительные. Значит, надо бежать в город. Из своих там никто не бывал, но говорят, в городе такое творится, что никто ни на кого глазом не покосит. Колдовства от баловства там не отличают, и потому в городе скрываться самое милое дело. Главное, чтобы Путлу от человека никто не отличил, но на это у Путлы книга есть, и оборотничество Путла прежде всех заговоров изучила.
Путла растолкала Стёпку, который, наскучив играми с Чукой, прикорнул на моховой подстилке.
— Вставай, бездельник, домой пора.
— Да ну, мне тут больше нравится. Дома батька выпорет для начала, за то, что овцы у меня разбежались, а потом сюда же пошлёт овец искать. Не пойду я.
— А кормить тебя кто будет?
— Я сам. Кубышку с мёдом я нашёл, знаешь, как вкусно!
— Ах ты, негодник! Ты бы ещё мухоморы съел!
— Мухоморы сама ешь, а я не буду.
— А что же ты будешь?
— С Чукой играть буду.
— Давай, играй. Только как бы тебе без головы не остаться, — Путла притянула к себе Чуку и принялась развязывать узел на длинном Чукином ухе.
— Ты это чего? — испуганно спросил Стёпка.
— Это у Чуки узелок завязан, чтобы она тебя не съела. Теперь, давай, играть начинай.
Чука оскалилась, одним прыжком достала Стёпку и повалила наземь. Степка завопил, пытаясь высвободиться из Чукиной хватки.
— Пусти, тебе говорят! Я домой пойду!
— Так-то лучше. Давай руку и пошли.
— Руку зачем?
— Чтобы ты не сбежал. Тут места такие, заплутаешь, так и ворон твоих косточек не отыщет.
Ушли совсем недалеко, как из кустов выскочил Вокчупан, не иначе, как нарочно там прятавшийся.
— Далеко собрались?
— Домой. Что я мальчишку у себя навсегда оставлю? Его, уж, небось, ищут.
— Песни-то выучила?
— А как же. Все жалостные, одна другой печальней. «Матушка, ты моя, что во поле пы-ы-ы-ы-льно?»
— Ничего не скажешь, пробирают твои песни до самой селезёнки. Ты, когда петь захочешь, в Мокрижники уходи, там и пой.
— Там кроме лягушек никого нет. Кому я петь буду?
— Лягушкам и пой, а меня избавь.
— Ещё просить будешь, чтобы я тебе спела.
— Это потом, а пока, дай-ка сюда Стёпу. Заговорить его надо, чтобы он ни про тебя, ни про меня никому рассказать не мог.
— Нежто я его не заговорила? Мальчишка шебутной, без заговора такого выпускать нельзя.
— Ничего, дважды оно верней будет.
Всё сложилось удачно. Старый колдун заговорил Стёпке память и убрёл восвояси, а Путла пошла, будто бы выводить пастушонка из леса. Сам Вокчупан из чащи носа не высовывал, и чем Путла собиралась заняться, избавившись от Стёпки, даже не догадывался. Хорошо иметь дело с обитателями чащи; все они, даже самые хитрые и разумные, на поверку оказываются простецами, и дурить их — одно удовольствие.
Путла со Стёпой выбрались из кондового леса. Стёпка шёл, как замороженный, да он и был заморожен.
— Ты тут овец пас, когда тебя Чука схватила?
— Ага.
— Вон они, твои овечки, по кустам разбрелись.
— Ага.
— Давай, гуртуй их и в деревню гони. Все они на месте или нет, это тебе судить. Ну да, там разберёшься. А меня ты не видел, нигде не был, бегал по лесу, овец искал. Всё понял? Тогда, беги.
Степка умчал, а Путла потихоньку двинулась к тракту, бормоча заклинания, которые только сегодня выучила. Главное из них, то, которое отшибает память.
