Вернись домой (СИ) - Рост Рая
– Ир, привет.
На фоне было слышно, как разрывается от плача ее Альбинка.
– О, Маринка! – она старалась говорить быстро, хотя по голосу было слышно, что обрадовалась. – Как дела твои? Давно тебя не слышала.
С ней мы действительно созванивались нечасто: то у нее малышка спала, и она не могла говорить, то она ее кормила, то пеленала, то собиралась гулять – в общем, было всегда некогда, а о том, чтобы встретиться, вообще речи не могло быть.
– Да нормально, – не стала я ее грузить своими проблемами. – Ты не могла бы меня приютить на пару дней до открытия общежития? К брату девушка приезжает, и им не до меня будет.
– Прости, –протянула она в трубку. Было слышно, как она схватила свою ляльку и укачивает ее, отчего голос подруги срывался. – К нам родители мужа приезжают, ну ты же помнишь их. Хотят на внучку взглянуть, так что у меня никак, – ей действительно было жаль.
Посидев еще немного, я стала обзванивать гостиницы: дороговато, конечно, но я подрабатывала весь год, и у меня были небольшие сбережения. Однако с гостиницами и даже одним-единственным хостелом на весь наш небольшой городок вышло все то же – мест нет.
Перед началом учебного года сюда съедется уйма людей, провожая свою кровиночку на учебу. Городок хоть и маленький у нас был, но зато с большим количеством всяких институтов, училищ и других учебных заведений. Вот теперь я и страдала от этого. Придется брата просить все же перекантоваться у него – хоть на полу, но это лучше, чем лавочка на вокзале или же в парке.
За неделю думала, что с ума сойду от скуки – пересмотрела все новости, все передачи и даже начала смотреть какой-то бездарный сериальчик. Выскочила из дома, решив прогуляться, ведь до учебы не так много времени осталось, а потом будет некогда. Снова выйду на работу, и все вернется на круги своя – днем учеба, вечером работа. Только вот не будет у меня теперь моего Олежки. Смахнув очередную упавшую слезинку, я опять вспомнила о той крале в короткой юбке с наращенными ресницами.
Мне захотелось себя встряхнуть и что-то изменить кардинально. А почему бы и нет! Было утро среды, и людей по улицам гуляло мало, потому я, не долго думая, забрела в первую попавшуюся студию красоты и, сев в кресло к стилисту, лучезарно ей улыбнулась.
– Что зайка, все плохо? – она смотрела прямо в мои глаза, словно читая душу.
– Очень, – улыбнулась я женщине, на вид уже за сорок, которая выглядела сногсшибательно.
– Тогда давай поднимать настроение, – она тоже улыбнулась мне, уже принимаясь расспрашивать о предпочтениях, распуская мои тугие пряди волос и раскладывая их по плечам.
А хотела я стать глупой блондинкой: таким всегда везет и с таких меньше спрос. Почему бы и нет, именно такие нравятся парням, а я хотела нравиться, как же я сильно хотела нравиться!
Из салона я выходила уже почти к вечеру, есть хотелось зверски, но теперь я летящая нимфа, так что улыбаемся и соответствуем образу.
Длинные наращенные волосы блондинистого цвета, бархатные кукольные ресницы, тоже наращенные. Аккуратно покрашенные бровки идеальной формы, кожа выбелена всевозможными масочками, подпиленные ноготки, маникюр и педикюр в стиле френч. О том, что я избавилась абсолютно от всех волосков на теле, старалась не вспоминать, потому как было до сих пор очень больно. Вот яркие аквамариновые линзы меня радовали, а временная татушка на плече в виде огненной птицы феникс вообще вызывала умиление.
Всегда я считала, что природная красота – это что-то естественное, правильное, а теперь шла вся такая искусственная и не похожая на себя. Улыбалась обворожительной улыбкой и ловила на себе мужские взгляды. Оказалось, что я даже очень красивая, мне шел этот цвет волос, и на какое-то время стало даже хотеться оставить его. Может, продолжить краситься?
Но вот голова чесалась от накладных прядей, глаза тоже болели, а чувство какого-то неудобства вообще накрывало с головой. Как ни крути, это все не мое, хотя как хотелось бы такой и остаться…
Дома меня ждала записка от брата. «Уехал за Машкой, будем в 22:00, чтобы духу твоего не было к этому времени!» В конце стоял смайлик, видимо, брат уж очень соскучился по своей девушке. Я тяжело вздохнула: теперь уж точно он меня не оставит. Еще раз вздохнув, отправилась собирать свои вещи.
Вещей у меня было немного, но брать с собой их все не решилась. Написав ответную записку брату, что зайду за ними позже, собрала только самое необходимое и, по моему мнению, ценное. Не любила я эту Машку, были случаи, когда она копалась в моих вещах и, увидев сережки, купленные на мою первую зарплату, попросила поносить, да так и не отдала. Так что запаковав самое любимое в небольшую сумку, ровно в девять пятьдесят вышла из дома брата.
На ноги я надела босоножки: они любимые и подходят под все – в них можно и в институт, и на работу, – так что выбор был очевиден. Одежда тоже была под стать моей теперь невероятно яркой внешности – пышная черная юбка с облегающей футболкой. И теплая ветровка в руке – мало ли где сегодня придется спать, а два дня слоняться по городу не хотелось с большим количеством вещей. Так что еще раз глубоко вздохнув, побрела по парку в направлении вокзала: там есть зал ожидания, так что буду делать вид, что жду свой поезд.
Парк оказался уже безлюдным, хотя обычно в это время множество парочек гуляет. Опять вспомнив Олежку, стала потирать глаза, а потом опомнилась и быстро убрала руку. Все же сейчас лучше не тереть их, как я это любила делать раньше. Но вот слезы побежали предательски, и смахнуть их было не суждено, так что иду и реву себе в свое удовольствие.
Через какое-то время, пройдя приличное расстояние, сквозь слезы стала замечать, что фонарей, которые так удачно включились, когда я только зашла в парк, уже не было.
Старательно проморгавшись, я постаралась взять себя в руки, потому как Олежку я, конечно, люблю, но вот забредать непонятно куда, рискуя зацепиться за какую-нибудь корягу, я даже ради него не намерена. Хотя откуда тут взялись такие коряги?
Я, остановившись, принялась старательно искать салфетку в сумке, но разве ж можно в ней так просто что-то найти, особенно когда я в нее напихала всего, да побольше? И уже совершенно потерявшись в сумке, вдруг услышала гром.
– Вот только этого не хватало, – простонала я.
Остаться на ночь не пойми где, да еще и в мокрой одежде, – это уже совершенно никуда не годилось. Поморгав несколько раз и еще усерднее постаравшись смахнуть пелену слез своими пышными кукольными ресничками, я побежала по направлению к выходу из парка. Нужно срочно поймать такси, пока не начался дождь; о прогулке под открытым небом уже не было никакой речи.
Я бежала быстро, высоко поднимая ноги и, что странно, очень долго. У нас этот парк был не настолько большим – так, небольшая полоса между двумя жилмассивами. Но я все бежала, а он все не заканчивался, и слезы предательски теперь потекли от страха – или просто уже привыкли течь у такой бестолковой хозяйки.
Еще один раздавшийся раскат грома заставил меня подскочить, прокатив толпу наглых мурашек по всему телу. Мне показалось, что я даже стала задыхаться, насколько сильно воздух сгустился вокруг меня. В какой-то миг я уже еле передвигала ноги, чтобы выбраться из этого вязкого омута.
– Да что же происходит! – теперь страха не было, была злость. Я злилась на себя – за то, что сама оказалась в такой ситуации, за то, что к своим двадцати годам не смогла устроиться в жизни, за то, что за все годы не стала кому-то нужной, за то, что никто не смог меня полюбить. – Нужно себя любить, тогда и тебя полюбят!
Я шипела себе под нос, уже начиная терять терпение от понимания и осознания того, что происходящее – это наверняка плод моей фантазии, а не явь. Неужели я так свихнулась из-за расставания с Олежеком, что мои мозги стали рисовать нереальное в моем воображении?
И до чего же реальные ощущения! Казалось, что я уже не просто через плотный туман пробираюсь, а через какой-то кисель; кожа стала нестерпимо жечь, волосы за что-то цеплялись, а глаза все еще заволакивали слезы.
