Роберт Сильверберг - Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры
— А ты, Валентайн, скажешь мне, кто ты, откуда и куда идешь? — спросил он вдруг.
Старший был захвачен врасплох. Убаюканный болтовней погонщика и мерным шагом животного, спускавшегося по извилистой тропе, он не был готов отвечать. И сказал только:
— Я из восточных провинций. Кроме Пидруда, не планировал ничего. Побуду здесь, сколько можно.
— Зачем же ты здесь?
— А почему бы и нет?
— Ох, — сказал Шанамир, — ладно. Уклоняешься от ответа? Ты младший сын герцога в Ни-мое или Пилиплоке, ты навел на кого-то нехороший сон, тебя застукали, и твой отец дал тебе кошелек с деньгами и отправил подальше. Правильно?
— Точно, — ответил Валентайн и подмигнул мальчику.
— Ты нагружен роалами и кронами, — продолжал погонщик, — и устроишься в Пидруде, как принц, и будешь пить и плясать, пока не истратишь последнюю монетку, а затем сядешь на корабль и поплывешь в Альханроель и возьмешь меня оруженосцем. Так или не так?
— Точно, мой друг. За исключением денег. В этом я за твоей фантазией не поспел.
— Но хоть какие-то деньги у тебя есть? — перешел Шанамир на серьезный тон. — Ты ведь не нищий? В Пидруде не любят нищих. И бродяг там плохо привечают.
— Есть у меня несколько монет, — успокоил его Валентайн. — Их хватит на весь фестиваль и еще останется. А потом увидим.
— Если пойдешь в море, возьмешь меня с собой?
— Если пойду — возьму.
Они уже наполовину спустились со склона. Пидруд, раскинувшийся на берегу, был окружен с внутренней стороны холмами, холмы высились и на большей части берега. Лишь в одном месте они отступали и пропускали океан, который образовал здесь бухту, и у Пидруда была великолепная гавань. Когда, уже поздним вечером, Валентайн и Шанамир спустились к морю, их встретил прохладный ветер, прогоняющий дневную жару. С запада к берегу тянулся туман, в воздухе чувствовался привкус соли, он был насыщен водой и пахнул рыбой и морскими драконами.
Валентайн был потрясен размерами города, лежавшего перед ним. Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь такой же. Но, по правде, вспомнить он не мог и многое другое.
Здесь был край континента. Весь Зимроель был теперь за спиной Валентайна, и он знал, что прошел его из конца в конец — из самого восточного порта Ни-мои. Или из Пилиплока? И он знал еще, что достаточно молод, и прикидывал — можно ли пройти такой путь пешком за его жизнь? Он не помнил также, были ли у него какие-то верховые, как то, на котором он ехал сегодня. Но ведь умеет же он ездить верхом — как уверенно он сел в широкое седло животного! Это доказывало, что добрую часть пути он все-таки проехал… Но разве это важно сейчас? Он здесь, и не чувствует усталости. Раз уж он прибыл каким-то образом в Пидруд, в Пидруде и останется, пока не явится причина идти дальше. Жажды Шанамира к путешествиям у него не-было.
Мир был так велик, подумать страшно: три больших континента, два огромных океана, пространство, которое можно представить только во сне, да и то, проснувшись, не поверить. Говорят лорд Валентайн Коронованный живет в замке, построенном восемь тысяч лет назад, каждый год в нем строилось по пять комнат, и стоит этот замок на такой высокой горе, что она пронзает небо. Ее высоченные пики тридцати пяти миль, а на склоне горы разместилось пятьдесят городов, таких же больших, как Пидруд. Этакое просто невозможно представить. Да, мир слишком огромен, слишком стар и перенаселен, чтобы человек это уразумел. Я буду жить в этом городе, думал Валентайн, найду способ заплатить за еду и ночлег и… буду счастлив.
— В гостинице тебя, конечно, не ждут? — спросил Шанамир.
— Я об этом, не успел подумать. Кажется, — нет.
— Из-за фестиваля в городе сейчас все забито. Где же ты будешь спать?
— Где-то устроюсь. Под деревом. На куче песка. В парке. Там, направо, где высокие деревья, парк?
— Ты помнишь, что я говорил тебе насчет бродяг? Тебя схватят и посадят на месяц под замок, а после ты будешь убирать навоз, а платить будут столько, что едва-едва хватит на жратву.
— Хватило бы навоза, — пошутил Валентайн.
Но Шанамир не засмеялся.
— Здесь есть гостиница, где останавливаются продавцы верховых животных. Я как-нибудь договорюсь там насчет тебя. Что бы ты без меня делал!
— Ты ведь догадываешься, что я не стану подметать навоз.
Мальчик протянул руку к уху животного, оно стало. Пристально посмотрел на спутника.
— Что ты собираешься здесь делать, Валентайн? Я тебя не понимаю. То ли ты в самом деле дурак, то ли самый беспечный человек в Маджипуре.
— Я и сам хотел бы это знать, — ответил старший.
Гребень сошел на нет, тропинка влилась в шоссе, которое тянулось вниз с севера и поворачивало на запад к Пидруду. Дорога была широкая и прямая, она пролегала по цветущей долине, по краям ее высились белые мемориальные доски с двойным гербом Понтифика и Коронованного — Лабиринтом и сверкающей звездой. Под ногами лежал гладкий голубовато-серый материал, слегка пружинящий, без единого изъяна. Но, может, и она была одной из прекрасных древностей, как и многие другие в этом мире.
Животные шли без остановок. Синтетические, они не знали усталости и могли пройти от Пидруда до Пилиплока без отдыха и жалоб. Время от времени Шанамир оглядывался, проверяя, не отстал ли кто из них, поскольку твари не были связаны, но все они шли друг за дружкой, почти уткнув морду в хвост идущего впереди.
Солнце по-вечернему забронзовело, и город был совсем близко.
Остаток пути заставил Валентайна еще раз удивиться. По обеим сторонам дороги росли ошеломляюще красивые деревья: раз в тридцать превышающие рост человека, с гладкими, темно-синей коры стволами, мощной кроной, в которой поблескивали черно-зеленые, острые, как кинжалы, листья. Из кроны выглядывали яркие, как светильники, красно-желтые гроздья цветов.
— Что это за деревья? — спросил Валентайн.
— Огненные пальмы, — ответил Шанамир. — Они растут только на побережье и цветут одну неделю в году. Пидруд славится ими. Зимой с них падают кислые ягоды. Из них делают вино. Вечером попробуешь его.
— Коронованный выбрал подходящее время для приезда.
— Думаю, это не случайно.
Двойной ряд синестволых великанов продолжался, они ехали вдоль него до самых полей, за которыми начинались первые загородные виллы. Дальше пошла каменистая пригородная дорога с более скромными домами по бокам, за ней — пыльная зона маленьких фабрик и наконец они увидели древнюю стену самого Пидруда. Она была в два раза ниже огненных пальм, дорога ныряла под арку с архаически выглядевшим навершием.
— Ворота Фалкинкипа, — объявил Шанамир, — восточный вход в Пидруд. Входим в столицу. Одиннадцать миллионов душ, а Валентайн? Здесь ты встретишь все расы Маджипуры — и не только людей, а и прочих: скандаров, хьертов, лименов и так далее. Говорят, тут живет даже небольшая группа Меняющих Форму.
— Кто это?
— Их называют древней расой или первоначальными.
— И как-то еще, — неуверенно добавил Валентайн, — метаморфами, кажется?
— Да. Но это то же самое. Я слыхал, что так их зовут на востоке. У тебя, между прочим, странный акцент. Ты знаешь об этом?
— Не страннее твоего, дружище.
Шанамир засмеялся.
— У меня его вообще нет, а вот твой-то действительно странен. Ты как-то не так выговариваешь слова. «И как-то еще», — передразнил он. — Вот как это у тебя звучит. Так говорят в Ни-мое?
На этот раз усмехнулся Валентайн.
— Знаешь, я боюсь Меняющих Форму, — сказал Шанамир, — метаморфов. Без них планета была бы, наверное, счастливее. Шныряют везде, всем подражают, причиняют зло… Я бы хотел, чтобы они держались своей территории.
— Их здесь много?
— Порядком. Но я слыхал, что они есть в каждом городе. Замышляют, наверно, какие-то каверзы против нас всех.
Мальчик схватил Валентайна за руку, озабоченно глянул в его глаза.
— Знаешь, их можно встретить где угодно — скажем, сидящих на гребне горы или гуляющими по Пидруду…
— Уж не считаешь ли ты меня метаморфом, обратившимся человеком?
Шанамир смутился.
— А ты докажи, что не метаморф!
Старший поискал способ показать, кто он есть на самом деле, не нашел, скроил страшнючую рожу, растянул пальцами щеки, да еще свернул рот на сторону и выкатил глаза.
— Вот мое настоящее лицо! — сказал он. — Ты разоблачил меня!
Оба прыснули, спутники проехали арку и пересекли границу города Пидруда.
Казалось, они переступили границу веков. Древние дома поражали количеством углов, стены вверху изгибались, как края чаши, и были выше крытых черепицей крыш. Сама же черепица, растрескавшаяся и кое-где расколотая, была усеяна островками низкорослой травы с мясистыми листьями.
Над крышами завис тяжелый слой тумана, под ним сразу стало темно и холодно. Почти в каждом окне горел свет.
