Мария Семенова - Тайный воин
– Бороду сивую нажил, а ума ни на грош, – прошипел Ветер.
…и проиграл уже бесповоротно. Дважды прощают, по третьему карают! Витязь нахмурился и опустил денежку в кошель.
Ближний ученик Ветра что-то прикинул в уме:
– Учитель… Ему правда, что ли, двух луков до выигрыша не хватило? Обидно…
Ветер молча кивнул. Он смотрел на игроков.
Серьгу у стола сочувственно хлопали по плечу:
– Ступай уж, будет с тебя. И обиванец свой в кон вовсе не думай, застынешь путём!
Серьга, однако, уходить не спешил. Он медленно покачал головой, воздел палец, двигаясь, словно вправду замёрзший до полусмерти. Рука дёрнулась туда-обратно… нырнула всё же за пазуху… вытащила маленький узелок… Серьга развернул тряпицу на столе, будто не веря, что вправду делает это.
– Как же Ты милостива, Справедливая, – шепнула Айге.
На ветошке мерцала серебряной чернью ветка рябины. Листки – зелёная финифть, какой уже не делали после Беды, ягоды – жаркие самограннички солнечно-алого камня. Запонка в большую сряду красной госпожи, боярыни, а то и царевны! Воины за столом чуть не на плечи лезли друг дружке, рассматривая диковину. Сам Ялмак отставил кружку, пригляделся, протянул руку. Серьга сглотнул, покорно опустил веточку ему на ладонь. Посреди столешницы уже росла горка вещей. Недаровое богатство, кому-то достанется!
Воевода не захотел выяснять, какими правдами попало сокровище к потёртому мужичонке. Лишь посоветовал, возвращая булавку:
– Продай. Сглупишь, если задаром упустишь.
Серьга съёжился под тяжёлым взглядом, но ответил как о решённом:
– Прости, господин… Коли судьба, упущу, а продавать не вели…
Ялмак равнодушно передёрнул плечами, снова взялся за кружку.
И покатились, и застучали кости… На Серьгу страшно стало смотреть. Живые угли за ворот сыпь – ухом не поведёт! И было отчего. Диво дивное! Им с Мятой Рожей всё время шли равные по достоинству знаки. Кмети, уже отставшие от игры, подбадривали поединщиков. Остался последний бросок.
Вот кубиками завладел ялмакович. Коснулся оберега на шее, дунул в кулак, шепнул тайное слово… Метнул. Кмети выдохнули, кто заорал, кто замолотил по столу. Мятой Роже выпало четверо гуслей и меч. Чтобы перебить подобный бросок, требовалось истое чудо.
Серьга, без кровинки в лице, осоловелые глаза, принял кости и, тряхнув кое-как, просто высыпал на стол из вялых ладоней.
И небываемое явилось. Четыре кубика быстро замерли… гуслями кверху. Пятый ещё катился, оказывая то шлем, то щит, то копьё. Вот стал медленнее переваливаться с боку на бок…
…лёг уже было гуслями… Серьга ахнул, начал раскрывать рот…
…и кубик всё-таки качнулся обратно и упокоился, обратив кверху топор.
Серьга проиграл.
Крыша избы подскочила от крика и еле встала на место, дымное коромысло взялось вихрями. Мятой Роже со всех сторон предлагали конаться ещё, но ему на сегодня испытаний было довольно. Он сразился грудью на выигранное богатство, подгрёб его к себе и застыл. Потом встрепенулся, поднял голову, благодарно уставился на стропила, по-детски заулыбался – и принялся раздавать добычу товарищам, отдаривая судьбу. Серьга тупо смотрел, как рябиновая веточка, в участи которой он более не имел слова, блеснула камешками перед волчьей безрукавкой вождя.
– Спасибо за вразумление, воевода, твоя мудрость, тебе и честь!
Ялмак отхлебнул пива. Усмехнулся:
– На что мне девичья прикраса? Оставь у себя, зазнобушке в мякитишки уложишь.
Воины захохотали, наперебой стали гадать, какой пышности должны оказаться те мякитишки…
Ветер кивнул ближнему ученику:
– Твой черёд. Поглядим, хорошо ли я тебя наторил.
Парень расплылся в предвкушении:
– Учитель, воля твоя!
Обманчиво-неспешно поднялся, выскользнул за порог. Разминулся в дверях с кряжистым мужиком, казавшимся ещё шире в плечах из-за шубы с воротом из собачьих хвостов. Лихарь понурил белобрысую голову, пряча полный ревности взгляд. Айге отломила кусочек лепёшки, обмакнула в подливу.
– И надо было мне тащиться в этакую даль, – шутливо вздохнула она. – Кому нужны скромные умения любодейки, когда у тебя встают на крыло подобные удальцы!
Ветер улыбнулся в ответ:
– Не принижай себя, девичья наставница. Кости могли лечь инако…
Веселье в кружале шло своим чередом. Витязи цепляли за подолы служанок, хвалили пиво, без скупости подливали Серьге: не журись, мол, день дню розь, выпадет и тебе счастье. Он кивал, только взгляд был неживой.
Черева у дружинных вмещали очень немало. Обильная выпивка всё равно отзывала наружу то одного, то другого. Мятая Рожа было задремал у стола, но давняя привычка не попустила осрамиться. Воин протёр глаза, вынул из-под щеки ставший драгоценным кошель и на вполне твёрдых ногах пошёл за дверь отцедить. Миновал в сенях отроков, занятых торгом, кивнул знакомым коробейникам из Шегардая и Сегды…
Наружная дверь отворилась с мучительным визгом, в лицо сразу ринулись даже не хлопья – сущее крушьё, точно с лопаты. Мятая Рожа не пошёл далеко от крыльца. Повернулся к летящей пáди спиной, распустил гашник, блаженно вздохнул… Он даже не отметил прикосновения к волосам чего-то чуть более твёрдого, чем упавший с ветви комок. Ну проросла в том комке остренькая ледышка, и что?..
Ялмакович открыл глаза, кажется, всего через мгновение. Стоя на коленях в снегу, тотчас бросил руку за пазуху, проверить, цел ли кошель. Кошель был на месте. Только… только не ощущались сквозь мягкую замшу самогранные ягодки под зубчатыми листками, которые ему уже понравилось холить…
Другой витязь, в свой черёд изгнанный пивом из тепла повалуши, едва не наступил на Мятую Рожу. До неузнаваемости облепленный снегом, тот шарил в сугробе, пытался что-то найти. Боевые побратимы долго рылись вместе, споря, достоило ли во избежание насмешек умолчать о пропаже – либо, наоборот, позвать остальных и раскопать всё до земли.
Серьга волокся заметённой, малохожей тропой, плохо понимая куда. В глазах покачивался невеликий, но тяжёленький ларчик. Доброго старинного дела, из цельной, красивейшей, точно изнутри озарённой сувели… ларчик, ключ от которого посейчас висел у него, Серьги, кругом шеи, гнул в три погиба… Из метельных струй смотрели детские лица. Братец Эрелис и сестрица Эльбиз часто открывали ларец, выкладывали узорочье. Цепочки финифтевых незабудок – на кружевной платок матери. Серебряный венец, перстни с резными печатями – на кольчугу отца.
Он знал, как всё будет. Ужас и непонимание в голосах:
«Дядюшка Серьга… веточку не найти…»
И он пойдёт на поклёп, а что делать, ведь Космохвост за утрату их пальцем не тронет, ему же – голову с плеч.
«А вы, дитятки, верно ли помните, как всё назад складывали?»
И – две горестно сникшие, без вины повинные головёнки…
И – раскалённой спицей насквозь – взгляд жуткого рынды…
И – нельзя больше жить, настолько нельзя, что глаза уже высмотрели над тропой сук покрепче, а руки вперёд ясной мысли взялись распутывать поясок. Длинный, с браным обережным узором, вытканный на бёрде старательными пальчиками, все бы по одному перецеловать: «Носи на доброе здоровье, дядька Серьга…»
– Постой, друже! Умаялся я тебя настигать.
Злосчастный слуга не сразу и понял, что голос прозвучал въяве и что обращаются вправду к нему. Вздрогнул, обернулся, только когда ворот сжали крепкие пальцы.
Незнакомец годился ему в сыновья. Серые смешливые глаза, в бровях застряли снежные клочья, на ногах потрёпанные снегоступы… Серьга успел решить, что нарвался на лиходея, успел жгуче испугаться, а потом обрадоваться смерти, только подивившись: да много ли у него, спустившего хозяйское достояние, надеются отобрать? – но против всякого ожидания человек вложил ему в ладонь маленькое и твёрдое и замкнул руку, приговорив:
– Утрись, не о чем плакать.
Серьга стоял столбом, пытаясь поверить робкому голосу осязания. И таки не поверил. Мало ли что причудится сквозь овчинную рукавицу. Послушно утёрся. Бережно расправил ладонь… Света, гаснувшего за неизмеримыми сугробами туч, оказалось довольно. Серьга упал на колени, роняя с головы столбунок:
– Милостивец… отец родной…
Всё качалось и плыло. Возвращаться с исподнего света оказалось едва ли не тяжелее последнего безвозвратного шага.
– Встань, друг мой, – сказал Ветер. Нагнулся, без большой надсады поставил Серьгу на ноги. – Мне будет довольно, если ты вернёшь булавку на место и никогда больше не подойдёшь к игрокам, искушающим Правосудную. Служи верно Эрелису и Эльбиз, а я рядом буду… – Он выпустил Серьгу и улыбнулся так, словно вечный век его знал. Собрался уже уходить, но вспомнил, подмигнул: – Да, смотри только, Космохвосту молчи… Он добрый малый, Космохвост, одного жаль, недалёкий. Да что с рынды взять! Никому не верит, не может в толк взять, кто истинные друзья.
