Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона

Мелизенда заулыбалась, прошептала тихо-тихо:

– Ют… ну почему ты раньше не…

Голос ее стал еще тише, губы шевелились, Ютланд наклонился ниже, но разобрать слова уже не удавалось, хотя она что-то говорила ласково и с легким укором, улыбалась и пришлепывала губами, будто пила сладкий вишневый кисель.

Его ухо задело ее губы, она вздрогнула, поморщилась, что-то буркнула и начала медленно открывать глаза. Ютланд поспешно вскочил, и когда она подняла веки, открывая изумительно чистые голубые глаза, он уже стоял чуть ли не на середине комнаты.

Она уставилась на него еще сонно, но мордочка начала принимать прежнее надменное выражение принцессы самого Вантита, того самого, который…

– Ют?.. Ты уже встал?

– Нет, – ответил он, – это я так лежу.

– А-а, – протянула она и зевнула, – странный у мужчин юмор. Как будто лошадь что-то хрюкнула. Отвернись, я встану.

Он повернулся к ней спиной, тут же услышал ее потрясенный вопль:

– Что у тебя за спиной?

Он буркнул:

– Думаю, за спиной у меня ты. А еще кровать.

– Нет, на спине!

Он сдвинул плечами.

– Лук и меч. Лук уже видела.

– А меч? – вскрикнула она. – У тебя меча не было!

– Теперь есть.

– Ты сумасшедший! – сказала она, он услышал шлепанье ее маленьких голых ступней. – Ты… даже не знаю… Это не меч, а просто не знаю что! Это чудо какое-то.

– Уже оделась? – спросил он. – Я поворачиваюсь.

– Нет! – взвизгнула она. – Еще нет!.. Откуда у тебя такое?.. Ночью волшебные птицы принесли?

– Они самые, – согласился он и медленно повернулся к ней. – Птицы…

Она стояла перед ним в ночной рубашонке, запрокинув голову и всматривалась зачарованно. В ее широко распахнутых глазах он увидел свое отражение. Она вспикнула, когда он неторопливо взял ее на руки, как ребенка. Что-то в нем изменилось, мелькнула у нее испуганная мысль, как будто стал выше, руки толще, крупные сухожилия выступают под смуглой кожей заметнее, а грудь шире и намного рельефнее, чем та, к которой прижималась в дороге.

С огромным усилием напомнив себе, что она – принцесса Вантита, и нельзя, чтобы ее брал на руки пастух из дикой Артании, она чуть отстранилась и прошептала совсем тихо:

– Отпусти…

Он тут же опустил ее на пол и разжал руки, дурак, совсем не понимает, когда нужно торопиться. Мелизенда с великим трудом отступила на шаг, вскинула гордо голову и сказала, не отрывая взгляда от его сурового и прекрасного лица:

– Мне нужно одеться.

– Ага, – откликнулся он деревянным голосом, – да… одевайся.

– Иди седлай коня, – напомнила она. – Я спущусь во двор… очень скоро.

Он кивнул и вышел, а она некоторое время стояла босоногая и в ночнушке, смотрела на дверь и старалась удержать то странное ощущение, пронзившее с головы до ног, когда держал ее в этой ночной рубашке в руках, когда его жаркое дыхание так сладостно обжигало ей кожу, а она чувствовала, как бешено ускоряется его большое пламенное сердце, а ее торопливо стучит в ответ, переговариваясь с ним, помимо ее воли.

Конь и хорт уставились на нее, словно никогда не видели в роскошном платье, подаренном королевой эльфов, и украшенных серебром, золотом и драгоценными камешками туфельках. Прическу она красиво взбила пышными волнами, солнце так обрадовалось им, что впрыгнуло в них и осталось там.

Она сошла по ступенькам красиво и величественно, Ютланд покачал головой.

– В корчме ахнут…

Она отмахнулась.

– Лучше перекусим по дороге. Мне больше нравится где-нибудь под деревом у ручья.

Он сдержанно улыбнулся.

– Как скажешь.

Ее щеки из алых стали пурпурными, длинные ресницы поспешно опустились, пряча взгляд, принцесса не должна так пристально рассматривать пастуха.

– Этот меч, – проговорила она, – где ты его… взял?

– Ночью птицы принесли, – сказал он. – Положили на стол и говорят, что раз ты, дурак, везешь принцессу, то вот тебе, чтоб охранял. А она будет тебя вдохновлять и подвигать. В смысле, пихать на подвиги. Может быть, даже ногой.

Она польщенно улыбнулась.

– Я знала, я знала!.. Мы, женщины, правим миром!

– Садись, – велел он, – а то голова отломится.

Она послушно протянула к нему руки, в следующее мгновение очутилась да не в седле, а у него на груди, прижалась, но заставила себя думать о необыкновенном мече, принесенном дивными сказочными птицами. Ничего и близко похожего нет и не было даже у тцарей Вантита. Если это меч самого бога Хорса, о котором столько восторженных легенд… а в это поверить нетрудно, стоит его только увидеть, то… почему он за спиной этого пастуха? Неужели те, кто послал тех дивных птиц, так ее ценит и оберегает?

Ютланд сунул руку к седлу, Мелизенда замерла, чувствуя его ищущую руку и еще не сообразив, как отреагировать, чтобы все было как надо, но сперва надо успеть понять, как именно надо…

Ютланд открыл кармашек в седле, на свет появилась золотая цепочка с огромным бриллиантом.

– Одень.

Мелизенда остановившимися глазами смотрела на свое сокровище.

– Он… уцелел?

– А куда бы делся? – спросил Ютланд. – Погоди, не верти головой, ты еще не трясогузка.

Она замерла, чувствуя его руки, он старательно придавливал ей волосы, они топорщились и не пропускали цепочку. С большим трудом победил и с облегчением отпустил бриллиант, словно опасался обжечь пальцы о ее вспыхнувшую кожу.

Алац вышел красивой рысью из ворот постоялого двора, но едва начал неторопливо набирать скорость, как прямо на дороге, хоть и далеко, вспыхнуло пламя, взвилось огненным столбом в небо, а на земле осталось черное пятно выжженной почвы.

Ютланд всматривался настороженно, только Мелизенда еще ничего не видела, прижавшись к его груди и стараясь понять, что же с нею такое, почему и откуда непонятный сладостный щем в ее теле, даже чуточку больно, но все равно хочется, чтобы длился и не прекращался…

Хорт пробежал вперед, в центре выжженного круга поднялась, медленно разгибаясь, человеческая фигура, мужчина, на котором сгорела почти вся одежда. Он часто и бурно дышал, будто задыхается от жара, вместо волос на голове серый пепел, надбровные дуги тоже совершенно голые.

Изумленный Ютланд охнул, не сразу узнав Аскиала. У ног сына потомка воеводы Синезуба груда доспехов из мифрила, в землю всажен великолепный меч из метеоритного железа с крестообразной рукоятью, в навершии красиво и страшно горит россыпь рубинов.

Аксиал тупо и с великим непониманием осматривал себя, свои руки, сжал и разжал кулаки. Обе руки снова целы, пальцы на месте, он повел устрашенным взором на далекий лес, на траву под ногами, на бегающих рассерженных муравьев…