Ник Перумов - Черное Копье

А навстречу им из-за бугра выезжали, одна за другой, свежие конные сотни Истланда. Молодые воины, гордые победой, ехали подбоченившись, красуясь один перед другим своей в бою взятой добычей. Никто из них и внимания не обратил на ничтожную кучку вчерашних противников — что им теперь до них? Отуманившая разум воля Олмерова Кольца более не действовала на них, исчезала наносная жестокость, они вновь становились самими собой.

Не по законам степной чести было наваливаться на малую горстку побежденных! Пусть себе стоят! А удумают что сотворить — так их мигом тогда и не станет.

И лишь один, воровато оглянувшись по сторонам, толкнул было коня к обочине, властным жестом протягивая руку к мешку хоббита. Фолко отступил на шаг, привычно набрасывая на лицо глухое забрало. Однако незадачливый воин не заметил внимательного взгляда сотника, раздался резкий повелительный возглас — и истерлинг поспешил вернуться в строй.

И вид этих грозно, победно шествующих всадников внезапно вызвал у хоббита приступ нестерпимой острой тоски по ушедшему миру, такому чудесному, устроенному, благолепному! По прекрасным городам Арнора и Гондора, ныне лежащим во прахе, по всей их книжной премудрости, сохранившейся от легендарных эльфийских времен, и по самим Западным Эльфам, закончившим наконец давным-давно задуманное Валарами переселение всех Перворожденных, кто пожелает этого, в Валинор. На глазах проступили предательские, недостойные воина слезы; хоббит почти рухнул на обочину, уткнувшись лбом в колени.

На плечи легла мягкая рука Амрода.

— Не кручинься, половинчик, — тихо говорил эльф. — Я знаю, о чем ты сожалеешь, но помысли: ведь земли остались, и люди на них тоже, да и арнорские города попали в руки победителям почти не поврежденными! Да, рухнули старые державы, но на их месте уже основываются новые. И долго, очень долго еще, поверь мне, все повелители Западных Земель будут выводить свое происхождение от благородного Короля Элессара… И ничего не случилось с Хоббитанией, я уверен. Надо жить!

На следующий день, когда трое эльфов, собиравшихся возвращаться домой, к Водам Пробуждения, отправились в недальний перелесок поискать какой ни есть дичи, хоббита и гномов ожидала еще одна, куда как неожиданная встреча. Вновь, как и вчера, им встретился конный отряд — только на сей раз не истерлингов, а хазгов, и мимо они проезжать никак не собирались.

Низкорослые лучники стремительно окружили друзей, сразу вскочивших на ноги и вставших спина к спине, обнажив клинки.

Однако хазги не собирались драться. Старый их предводитель, в котором хоббит узнал своего давнишнего соперника в стрелковом споре, а затем — сотоварища в отряде Отона, не вынимая меча и сняв шлем, спокойно подошел к друзьям.

— Не бойся, половинчик, — низким голосом проговорил хазг на своем наречии, специально подбирая несложные слова так, чтобы Фолко понял его. — Вреда вам не будет. Вас просто велели найти. С вами хотят поговорить. Не надо бояться. Оружие свое оставьте при себе. Вечером здесь будут те, кто хочет говорить с вами. — Он сделал какой-то знак, и спустя минуту в небо взлетел черный улаг.

Друзья подчинились, тем более что хазги не выказывали никакой враждебности. Никто не притронулся к их доспехам, мечам или просто походным мешкам. Хазги вольно расположились на отдых, развели костры.

Хоббит и гномы могли невозбранно ходить где угодно. Фолко сразу же испугался за эльфов — ну как они решат, что их товарищи в плену, и рванутся их освобождать? Эльфийские доспехи хазгская стрела точно прошибет…

Однако эльфы задержались до самого вечера; а незадолго до сумерек по дороге вновь затопали копыта. На рысях подходил большой отряд, во главе его ехал, с некоторым трудом удерживаясь в седле, горбун Санделло собственной персоной. А рядом с ним на прекрасном и сильном коне скакал тот самый юноша, которым они купили себе жизнь и свободу, прижатые отрядом Санделло к скалистому отрогу Туманных Гор! За это время Олвэн очень возмужал, взгляд его приобрел настоящую твердость, и теперь уже не оставалось сомнений, кого он им напоминает, — они видели перед собой лицо Олмера, каким он должен был быть в молодости. Горбун своею жизнью выкупал у врагов жизнь сына Вождя.

И поздно было стенать, заламывать руки, проклиная себя за упущенные возможности; приходилось смиряться с неизбежным. На лице Олвэна они заметили свежий шрам — память о лихом ударе Маленького Гнома; однако и сын Олмера смотрел на вчерашних врагов спокойно, без ненависти. В глазах явственно читалось затаенное горе — но держался он с подлинным достоинством. На его плечах они увидели знакомый зеленый плащ Олмера, у пояса висел знаменитый Черный Меч.

Морщась и потирая грудь, горбун слез с коня. Олвэн последовал его примеру.

— Привет вам! — негромко произнес Санделло, неловко (от мешавшей раны) опускаясь на чурбак возле костра. — Я искал вас, хотел поговорить.

— О чем? — устало и безразлично спросил хоббит, тоже протягивая зябнувшие руки к огню. — Что ты хочешь от нас? Вы победили — хотя, вернее сказать, никто не победил. Империи Вождя уже не будет. Что ты хочешь от нас?

— Хочу, чтобы вы завершили дело, за которое взялись, — серьезно глядя в глаза хоббиту, ответил горбун.

Он тоже выглядел очень постаревшим и измученным, вид у него действительно был вовсе не победный.

— Хочу, чтобы вы взяли то, что должны взять, и отнесли туда, куда должны отнести, — продолжал он. — Эта вещь не может дольше оставаться в нашем Мире. Она погубила человека, которого я любил, и я не хочу, чтобы она изуродовала его сына. Возьмите ее! Вы ведь гнались за моим господином, чтобы отобрать ее у него, неважно, каким способом? Самым простым вам казалось снять ее с трупа… Мы отдаем ее вам. Берите!

Он взглянул на Олвэна, и юноша поспешно снял с пояса кожаный кошель, раскрыл его и вынул черное истонченное кольцо на длинной темной цепочке.

Все остолбенели. Хоббиту не надо было вглядываться, чтобы понять, что именно отдает ему горбун. Полная ядовитой, нерастраченной злобы вещь, средоточие мрачной Силы всех Девяти Мертвецких Колец, покачивалась перед его глазами. Как завороженный он протянул руку.

Олвэн успел предостерегающе крикнуть, но Фолко двигался как в тумане.

Кольцо коснулось его левой ладони.

И тотчас, скривившись, он поспешно отдернулся, словно в него впился целый осиный рой, вся рука до самого предплечья онемела.

— За него нельзя хвататься, — укоризненно произнес Олвэн. — Держи его на цепочке и положи в какой-нибудь мешок.

Боль в левой руке постепенно утихала — но не уходила вовсе, а словно затаивалась в глубине, чтобы затем вновь вернуться.