Татьяна Чернявская - Ферзи

По сути и сияние нисходящей благодати, и полные мудрости взгляды каменных святых, и сам птичий крик здесь были бутафорией, веками подаваемой наивному народу, нуждавшемуся не в правде иль утешении, а поводе снять с себя ответственность за тяготы жизни. Крик священной птицы, что приветствует восход солнца и разгоняет демонов тьмы, уже давно не издавался самими пернатыми вестниками Триликого, а был просто записан на запоминающий камень и с равным успехом мог приветствовать любой час дня и ночи, не боясь потревожить покой сиятельного жречества. И, право, стоит ли возиться с птичницей в центре Новокривья, когда без лишних затрат и усилий вместо слабых крупиц непостоянного солнца на головы страждущих в любую погоду могут литься щедрые потоки чародейских искр, а зачарованные кристаллы в глазах истуканов непременно довершат начатое. Уж кому как не госпоже Ризовой об этом знать: сама же подшивала договор на сотворение иллюзий в годовой отчёт.

Вот из закрытых струящимся шёлком коридоров преисполненные торжественностью и собственной святостью явили себя младшие жрецы, на вытянутых руках неся изготовленную из красного дерева с янтарными вставками треногу, на которую, шедшие позади служки установили литую из серебра кафедру. Старшие жрецы со всем почтением и благоговением извлекли из запертой каменной клети большую, обитую бархатом книгу и водрузили её на кафедру таким образом, чтобы струящийся с небес луч света озарял её белоснежные страницы и лик читающего. Последним из коридора важно и медленно появился Верховный жрец. Двигаться быстрее почтенному старцу, чьё простое воскресное одеянье из-за золотой вышивки и нитей крупного морского жемчуга стоило дороже некоторых домов по окраине города, мешал регламент и взращенный, не иначе как строгими постами и полной аскезой, огромный живот, на котором параллельно полу лежал тяжёлый драгоценный символ Триликого. Опираясь на покрытый золотом и рубинами скипетр, служитель трижды обошёл установленный позади кафедры камень и неспешно взобрался на подготовленный постамент. Солнечный свет, окутав его фигуру, зажёг божественным сияньем дорогую одежду и высокий островерхий венец. Младший жрец поспешил перенять скипетр из унизанной кольцами длани, пока другой услужливо раскрывал перед Верховным священную книгу. Раскатистый, специально поставленный голос первыми нотами молитвенного напева разнёсся по храму, знаменуя начало богослужения.

Анэтта Ризова вздохнула с полёгкой и незамётно потёрла ноющую от длительного стояния поясницу: после первого гимна всех заставят встать на колени и можно будет случайно привалиться к стоящему рядом мужчине, не зря же он уже с полчаса рассматривает её прикрытую скоромным платком грудь. Блистательная помощница Главы Замка Мастеров ещё с детства страсть, как не любила все эти культовые сборища, тянущиеся порою по нескольку часов, но, будучи женщиной дальновидной, рано сообразила, что показное смирение и кротость на людях работают не в пример лучше врождённого благонравия. Да и где, как не в святилище можно было услышать новейшие сплетни из жизни сильных мира сего, что из опасения пред гневом Светлого Князя, никогда бы не просочились в чародейскую паутину или дневнушку? Где ещё можно было свести полезные знакомства с людьми высокопоставленными и власть имущими, чрез их набожных жён и маменек? Где, не теряя лица и репутации, найти себе обеспеченного любовника? Да и возможность, скромно опуская очи и розовея щеками, время от времени поминать наиболее запомнившиеся службы дорогого стоила в определённых кругах. Душе тоже от вдыхания баснословно дорогих благовоний становилось немного легче, не так хорошо, как телу после обычного обеда с кем-нибудь из приглянувшихся во время службы чиновников, но всё же.

Верховный жрец осенил всех знаменем Триликого и затянул новый гимн, в котором ему уже вторили, усиленные артефактами голоса молодых служителей и некоторых особенно ретивых и дотошных старух (бича всех святилищ). На изящное плечико госпожи Ризовой легла мозолистая рука плечистого младшего жреца совсем недурной наружности, не смотря на обязательное ритуальное покрывало на волосах и намечающийся профессиональный живот.

— Сестра моя, — вполголоса проговорил он, стараясь не привлекать внимания собравшихся, — исповедня освободилась.

Моложавая женщина лукаво стрельнула в его сторону глазами и с похвальным смирением последовала за жрецом в отдалённую нишу, закрытую резными деревянными ширмами от любопытных глаз и слишком чутких ушей. Не то, чтоб она прямо сейчас надеялась на маленькое приключение в компании представительного молодого мужчины, всё же и возраст, и статус уже не позволяли так неподобающе чудить, но чуточку заслуженных восхвалений получить себе она могла позволить. Да и многие её давние знакомцы не брезговали святилищными исповеднями для важных разговоров и передачи ценных известий: обстановка уж очень располагала. В любом случае, посещение её обещало времяпрепровождение куда более полезное и занимательное, чем протирание юбки в общих рядах.

— Ты рада, сестра моя? — спросил немолодой, весьма скромно облачённый жрец, стоявший в темноте потайного коридора, стоило спине красивой женщины скрыться за дверью одной из исповедных кабинок. — Триликий подсказывает мне, что эта грешница задержится до конца службы и, может, и вовсе пожелает удалиться от бренности мира, коли, конечно, не затеряется в каком-то переулке, возвращаясь домой. Мою душу переполняет скорбь, стоит подумать, сколь опасно привлекательным женщинам одним гулять по городу.

Его собеседница, сидящая рядом на небольшом мягком топчане, великодушно кивнула, не утруждая себя даже благодарной улыбкой. Лицо её оставалось невыразительным и спокойным, как и подобает статусу убитой горем родственницы столь известного и влиятельного человека, как Глава Замка Мастеров.

— Надеюсь, это твоя последняя просьба к нам, — с нажимом уточнил жрец, недвусмысленно намекая на нежелательность таких встреч в будущем. — Мы согласились сделать одолжение в память о былых заслугах.

— Вы это делаете в оплату долга, — холодно прервала его женщина. — Не забывайте, с чьего попустительства вы занимаете это святилище.

Жрецу её напоминание явно не пришлось по душе, но мужчина ценой небывалых усилий сдержался от резких слов в адрес молодой нахалки, что не столь уж давно по наущению отца работала вместе с ним во благо общего дела, а добившись высокого положения, поспешила покинуть ряды активных деятелей, присоединившись к числу благородных патронов.

— И прошу учесть, что от неё Псы получит сведений куда больше, чем вы выкачиваете из мозгов вашей паствы, — добавила она, тяжело поднимаясь со своего места и покрывая плечи кружевным платком.