Алёна Алексина - Игра со Зверем

— Обойдешься, — тонкие руки откинули капюшон, и на Амона посмотрели золотисто-карие глаза.

Огненные волосы полыхнули в свете заходящего солнца, когда ниида сделала решительный шаг назад и встала рядом с Динасом.

— Схватки не будет, — сказала она твердо. — Я не допущу.

— Кэсс! — теперь в голосе стоящего напротив звучала нескрываемая угроза.

Девушка задумчиво подняла ладонь, на которой ярко горела метка оракула.

— Не позволю его убить, — говоря это, строптивица отыскала глазами изумленного колдуна и улыбнулась. — Не позволю, пока я жива.

Взгляд темных глаз вновь впился в кошачьи зрачки. Секунда, другая… Молчание. Немое противоборство. Казалось сами пространство и воздух начнут звенеть от повисшего в них напряжения.

— Не лезь! — наконец, прорычал Хозяин. — Почему ты вообще за НЕГО заступаешься?

— Потому что я буду следующей… — тихо отозвалась рабыня.

И в ее взгляде отразилась такая боль, что собеседник невольно замер.

— Амон… это правда?

— Что?

— Что все то, что было… — она беспомощно взмахнула рукой. — Все это было игрой? Игрой одного Зверя с другим.

Демон выдохнул. Его переполняли эмоции, к которым он еще не успел привыкнуть, а потому не умел контролировать: досада, разочарование, недоумение. Это сводило с ума. Наклонившись к невольнице, он прорычал:

— Ты. Остановила. Меня. Ради. Этого?

Меж тем мысли прорицателя, на защиту которого выступила отчаянная мятежница неслись стремительной чредой. Колдун запоздало пытался постигнуть смысл произошедшего. Оракул. Как? Как смогла? Для этого нужно было умереть и возродиться… когда? Неужели Амон… провел ритуал? Нет, не мог. Не успел бы. Но тут память услужливо подсунула ему напоминание: соревнование, тяжелая стрела вонзается в грудь нииды, несчастная жертва корчится на песке, взгляд стекленеет, кожа наливается землистой бледностью…

Тогда. Больше некогда.

Но неужели за такое короткое время она успела? Сама? Возможно ли это? И он не почувствовал… Да, не почувствовал, так как стал очень слаб. В былые времена исход сегодняшнего боя был бы известен прорицателю еще до того, как Амон вышел из грота, но сейчас… Сейчас будущее сокрыто от него. Но эта соплячка знала. Она видела то, что должно было случиться. И предотвратила это. Защитив его, Динаса. Что же она увидела?

— Девочка, не надо, — как можно мягче сказал старик.

Сухая коричневая рука тронула худенькое острое за плечо. Кассандра вздрогнула, но не подчинилась. Не сдвинулась ни на шаг, по-прежнему загораживая собой провидца. Квардинг взбесился.

— Отойди. Прочь, — он стремительно терял контроль над собой. Еще немного, враг восстановит силы и тогда…

Демон замер.

— Ты думал, почему я здесь? Из-за того, что боюсь тебя? Или потому, что не могу без тебя жить? — эти слова, сказанные с жаром отчаяния, повисли в мертвом воздухе.

На поле боя воцарилась тишина. Все замерли, даже звероподобные Безымянные и те неслышно сопели, понимая своим скудным умом, что происходящее выходит за рамки нормального и безопасного.

Только Амон не впечатлился этой дерзостью. Он скрестил руки на груди и насмешливо приподнял бровь.

— Так просвети, человечка, ради чего ты тут? Удиви меня.

— Хочу получить ответы.

— Пока ничего удивительного, как и всегда, — говоривший хмыкнул. — Все та же глупая, наивная девка. Все те же бестолковые мысли.

По коже собеседницы заплясало пламя, но усилием воли она подавила рвущуюся прочь Стихию.

— Скажи мне, ради чего ты все это устроил? Ради власти? Ради самолюбия? Ради игры? Сколько демонов, ангелов, людей стали жертвами твоих интриг? Сколько отдали свою жизнь за тебя?! Ну? Сколько?

В его взгляде была лишь холодная насмешка. Ни интереса, ни смущения, ни досады. Мужчина разглядывал отчаянную правдоискательницу, словно диковинное животное. Прыгает, рычит, безобидно кидается. Словом, развлекает жалкими потугами напугать, разозлить, вывести из себя.

— Я не считал.

— Конечно, зачем?! — горько сказала Кэсс и крикнула, срывающимся голосом, — ты играл со мной, сволочь бездушная! Как и со всеми! Я всегда была для тебя только рабыней, которая — вот удача! — оказалась способна любить и удачно вписалась в плетение интриги…

— Да.

Растрескавшаяся окаменела земля ушла из-под ног. Обличительница пошатнулась. Несмотря на эти бессвязные обвинения, она до последнего надеялась…

— Почему? — прошептала несчастная. — Почему так жестоко?

— Жестоко? — Амон подошел к ней вплотную, заглянул в глаза и напомнил. — Я Зверь. Хищник, Кэсс. С хищниками нельзя играть. Им нельзя верить.

— Я думала… — едва слышно произнесла ниида, но севший голос изменил, и она осеклась.

— Думала, я люблю тебя? — демон улыбнулся. Страшной безжизненной улыбкой, какой улыбался ей в снах, в той, другой жизни. — Я. Тебя. Не. Люблю.

Она закричала и с отчаянием оттолкнула его. Яркая вспышка ослепила всех, квардинга отбросило прочь, но он со звериной ловкостью устоял на ногах. Даже не перестал усмехаться и смотрел на рабыню злыми колючими глазами. А вот Динас замер. Подобной силы он не видел никогда. Да, перед ним — Оракул. Оракул такой сильный, какой еще не рождался прежде. Её Стихия дышала первобытной мощью и могла бы утолять голод колдуна несколько веков, причем без ущерба для хозяйки. Мало того, та и не заметила бы, что от неё убыла такая малость!

— Девочка… — старик попытался отвлечь невольницу от Хозяина, но та не услышала вкрадчивого обращения и вспыхнула таким яростным пламенем, что миротворец отшатнулся, предпочтя не вмешиваться.

— НЕНАВИЖУ!!!

— Я в ужасе, — демон развел руками, показывая, как дико напуган. — Сожжешь? Съешь? Защекочешь до смерти? Брось, Кэсс. Даже вот этот сморщенный интриган, прячущийся сейчас за твоей спиной, не способен меня победить. Хотя и очень бы хотел. А тебе и вовсе не по зубам.

Амон насмешливо пробежался взглядом по фигуре человечке.

— Увы, ты и впрямь никто. В тебе нет ничего исключительного. Обыкновенная приманка. Рабыня, с которой было интересно забавляться и иметь в свое удовольствие, ничего не обещая взамен. Ты ведь сама захотела в мою постель. Вспомни. Я тебя туда не звал. И чего ж ты ждала? Что я откажусь от нетронутой готовой на все девки?

Боль Кассандры была почти осязаема. Казалось к её обиде и страданию можно припасть, как к источнику и пить, пить, пить, захлебываясь и наслаждаясь. Оракул даже прикрыл на мгновение глаза. С каждой секундой этих глухих страданий он становился все сильнее, и если раньше у него были сомнения в своей победе, то сейчас их не осталось. Прорицатель блаженствовал.