Карина Демина - Хозяйка большого дома

Конечно.

Нира хотела бы не любить.

И не думать о том, что… мама знала?

Про Мирру не могла не знать… и тогда почему молчала? Одобряла? Или полагала, что так она сделает достойную партию. Глупость какая!

Достойная партия…

— Мирра отдала бы ему все… и Альфред. Шериф про Альфреда тоже кое-что знал… и тому это не нравилось. Шериф думал, что он самый умный, что теперь его все будут слушаться и бояться… и Альфред боялся. Только такие как он из-за страха на многое способны… и Альфреду бояться надоело. Он присматривался. Ждал. Он бы поддержал шерифа, если бы у того был шанс… но шанса не было. И Альфред решил помочь Райдо… не просто так.

— Амнистия?

Кислое слово, какое-то… неприятное.

Как весь разговор. И надо, чтобы он закончился, если Нира попросит, то Нат замолчит, и никогда больше не вспомнит о том, что… но она не попросит.

Она ведь хотела знать все, не так ли?

Она просто не понимала, насколько болезненным может быть знание.

— Амнистия… не только ему, но и… с ним люди… он не стал бы вытаскивать совсем отморозков… Райдо говорит, что вряд ли многим нравилось делать то, что они делали. Но никому не хочется умирать… а сегодня многие умрут.

— Те кто…

— Думают, будто дом открыт.

Нат замолчал.

И Нира сидела тихо-тихо… смеркалось. Где-то далеко запричитала кукушка, и Нира загадала, что сколько раз та отзовется, столько лет они с Натом проживут.

В мире и согласии.

В мире…

Если ему, конечно, не будет противно жить с такой, как Нира… после всего, что он рассказал, ему должно быть противно… и ему бы уйти… подыскать благовидный предлог и уйти… а он сидит.

— Скоро все закончится, — Нат нашел в темноте ее ладонь. — И мы вернемся. Если ты захочешь…

— А ты… ты хочешь?

— Возвращаться?

— Жить со мной. Дальше, — Нира попыталась высвободить ладонь. — После всего, что… ты говоришь, что мой отец убивал тех женщин… а Мирра ходила в… и мама знала… про отца, быть может, и нет, но про Мирру не могла не знать! И пыталась добраться до сокровищ!

С каждым словом она повышала голос, пока не поняла, что кричит.

Было так… больно?

И обидно. Горько, точно ее, Ниру, обманули, уже давно, пожалуй, когда она только-только появилась на свет и решила, что свет этот чудесен.

Не чудесен.

— Как ты можешь сидеть вот так, со мной?

— Почему нет? — Нат руку отпустил, но лишь затем, чтобы обнять. — Ты ведь ничего плохого не сделала… и вообще я тебя люблю. Я даже книжку о любви прочитал, чтобы наверняка знать. Две. Правда, там какая-то муть, но это же книга… а тут по-настоящему.

— Любишь?

— Люблю, — подтвердил Нат. — И буду любить… Райдо говорит, что мы вообще сильно привязываемся.

— Нат…

— Да?

— Если ты еще раз на него сошлешься, я тебя ударю.

— За что?

— Просто так, — Нира всхлипнула, но горечь исчезла. И мир… он ведь не нарочно так. Мир, если разобраться, совершенно не при чем.

Он живет себе.

Весну встречает. И ветреницы вот расцвели белоснежным ковром… и пахнет, то ли ветреницами, то ли ветром, заплутавшим в соснах. Живицей. Лесом.

И дышать-то хочется полной грудью.

Плакать тоже.

Смеяться.

Выругаться от души, все одно никто не слышит, кроме Ната, а он поймет. Он ведь понимает Ниру лучше, чем кто бы то ни было. И простит. И будет дальше…

…кукушка заливалась, отсчитывая годы.

И Нира, взяв мужа за руку, попросила:

— Давай еще немного посидим… если ты и вправду не замерз.

Он покачал головой и перебрался на другую сторону бревна. И хорошо. Так сидеть удобней.

Ждать пришлось долго.

И дом, пытаясь скрасить ожидание, рассказывал Ийлэ…

…о людях, которые пришли, чтобы умереть. Они не ждали смерти, а потому удивились. И дому было удивительно их удивление. А Ийлэ понимала — смерти никто не ждет.

Ей не было жаль людей.

Ни тех, что пришли.

Ни тех, что остались в лесу, надеясь скрыться. Но лес не стал им помогать, и псы вышли на след… Ийлэ слышала их голоса, которые пробудили было память, но тут же ее убаюкали.

Это чужая охота.

Пускай себе.

Она ждала и перебирала жемчужные бусины… ожерелье длинное, на двести сорок семь жемчужин, которые идеально подходят друг к другу… их собирали пятнадцать лет.

Отец рассказывал.

По форме.

Цвету.

Блеску.

Нани жемчужины не понравились. Вот брошь-бабочка с мозаичными крыльями — дело иное. Крылья закреплены на крохотных пружинках, и потому вздрагивают от малейшего прикосновения. Нани это смешит. И она смеется громко, заливисто.

Хлопает в ладоши.

И сгребает драгоценные браслеты, чтобы сунуть их в рот. Сапфиры и рубины, крупные, темно-красные… изумруды с искрой… и широкий пояс, который надевают к парадному платью…

Сокровища.

Они лежали на полу комнаты сияющим ковром, и Ийлэ зачерпывала их горстями. Холодный металл. Острые камни. И из-за них все… из-за камней…

Металла.

— Сидишь, — спросил Райдо.

Ийлэ слышала, как он подходил, и как возился с замком, дверью… слышала, но не смогла отвлечься. Блеск драгоценностей завораживал.

— Сижу.

— Нашла?

— Да.

Она повернулась к нему.

Изменится?

Увидит все это… уже видит… и не понимает, сколько это стоит. Сама Ийлэ тоже не понимает, не представляет и близко.

— Хорошо, — Райдо присел на корточки и подобрал диадему с синим бриллиантом. — Красиво… она такая хрупкая, что и прикоснуться страшно… зимняя, да?

— Да.

В его руках диадема и вправду выглядела неестественно хрупкой.

Зимняя.

Верное слово. Отец назвал эту парюру Зимней сонатой.

— Есть еще браслеты и ожерелье… и серьги…

— Ийлэ, — Райдо протянул диадему. — Шериф мертв. И доктор, насколько я понял…

— Я его…

— Не ты. Разрыв-цветок.

— Все равно я, — по щекам покатились слезы, крупные, круглые, как растреклятые жемчужины, которые ластились к Ийлэ. — Это я его… я…

— Тише, девочка моя. Ты… если так хочешь. Но иначе он убил бы тебя… мне бы тебя отругать за то, что вышла… я же говорил, чтобы сидела здесь, верно?

— Г-говорил.

— А ты не усидела, бестолковая моя…

— Он… ребенок…

— Ребенок — это хорошо, пускай будет, — Райдо как-то оказался рядом, и сидел, и обнимал, гладил плечи, успокаивая. — Очень испугалась?

— Нет, — плакать рядом с ним не получалось.

И ладно.

Что-то она не в меру слезлива стала.

— Я… я знала, что кто-нибудь придет… они не оставят меня… и дверь заперта… но ведь не отступят, пока не получат… ему хотелось все это… я дала… там, в коридоре… еще лежат… много… не знаю, что именно… я и не думала, что их столько.