Генри Олди - Баллада о кулаке

В общем, пока держусь, но с трудом.

И еще голос этот… Нет, не голос, конечно (Тань, Оля, вы не думайте, крыша у меня еще на месте, не течет!.. Да, я уже писал). Короче, мыслишки подленькие закрадываются: а что, если досмотреть-таки, дозаниматься, до конца курс пройти?! Ну не станут же тогда у меня из глаз молнии сыпаться?! Может, наоборот, если полный курс пройти, я это дело контролировать сумею? В смысле, когда надо — включаться в «боевой режим», а в остальное время буду нормальный, как все? Может, так и должно быть: пока весь курс не пройдешь, контролировать себя не научишься? А потом все в норму придет? Вроде пистолета в кармане, который лежит до поры до времени, пока надобность не возникнет…

Одного боюсь: вдруг не мои это мысли! Вдруг проклятая «Технология…» мне их нашептывает, искушает, аки дьявол душу человеческую!

Боюсь я, Оля. Боюсь я, Таня. Что поддамся в конце концов, пройду до конца… И кем тогда стану?

А кем я уже стал?!

Вот только мечту жалко. Сколько лет искал, нашел в конце концов: вот оно, мастерство, умение, сила — бери, пользуйся, быстро и просто!.. А в итоге…

Жаль.

Вдвойне жаль: стану прежним (дай бог!) — буду вспоминать себя теперешнего, с такими-то возможностями…

Нет, нет, Оля, не слушай меня!

Брось немедленно, слышишь?!!

Ладно, буду закругляться. Некоторое время пересижу еще — авось отпустит. Как только — сразу вернусь. Слышишь, Таня? Все будет хорошо! И с Шуриком все будет хорошо, он поправится, вот увидишь! Я тебя люблю, Таня. Я вернусь. Ты меня дождись. Ты меня обязательно дождись, я…

Все, пока.

Дмитрий

Я молча тушу в пепельнице сигарету и тянусь за бутылкой. Кажется, стоит выпить еще по одной.

Пока Олег читал, я, слушая его, одновременно изучал конверт, пытаясь изображать великого сыщика. Обратного адреса Монах не оставил, однако, в принципе, по почтовому штемпелю можно было бы определить, откуда отправлено письмо, и таким образом резко сузить круг возможных поисков.

Однако на конверте стоял штамп 125-го почтового отделения города Харькова, а это означало: письмо скорее всего отправлено с железнодорожного вокзала Левада. Или с автовокзала, который находится там же, буквально в двух шагах. Просто-напросто тот самый Андрей Шмалько, классификатор коньяков (впрочем, в народе он больше известен иными заслугами), обитает неподалеку от Левады, а номер его почтового отделения — как раз 125-й.

И что это нам дает? Да ничего! Приехал Монах из своего логова на электричке или на автобусе, вылез на Леваде, кинул письмо в ближайший почтовый ящик (внутри города быстрее дойдет) и обратно укатил. А куда именно — черт его знает!

В письме он об этом тоже не распространялся.

— …вот я и хотела спросить, Олег: может такое быть? Ну, о чем написал Володя?

Назвался сэнсеем, полезай в кузов! Мне небось она таких вопросов не задает. Хотя сейчас Олег скорее всего ответит то, что ответил бы и я.

— Раньше я бы сказал вам, Оленька: нет. Не может. Но после событий последних двух недель… Не знаю. Может быть, мир вывихнул сустав. А может — это все цепь дичайших совпадений плюс больное воображение Владимира. Не знаю. Не возьмусь утверждать однозначно.

Точно! Почти слово в слово. Уже в который раз: Олег вслух произносит мои мысли. И наоборот.

— Дело в том, что я начала за собой замечать… кое-что из того, о чем пишет Володя! И когда я прочла его письмо — мне стало просто страшно! А вдруг он прав, вдруг я тоже стану… опасной для окружающих? Вот, например: мне в последнее время неприятны чужие прикосновения. Я их стараюсь избегать. Потому и дернулась, когда вы мне хотели руку поцеловать. Извините еще раз…

Олег очень серьезно кивает.

Шутки в сторону.

— Или если это и впрямь психоз — вдруг это… действительно из-за кассет? Я ведь когда от тех шестерых отбивалась… я ведь и не помню ничего! Все как в тумане было. Потом прихожу в себя, а они на земле валяются…

— Да, Ольга, мы давно хотели узнать… Вы там на самом деле одна были? — не выдерживаю я. — Может, вы кого-то прикрываете? Чтоб не подставлять человека? Поверьте, это останется между нами! Можете даже имени не называть. С вами тогда был кто-то еще?

— Одна я шла. Одна! — Ольга едва не срывается на крик и поспешно умолкает.

Я понимаю: она не врет.

— Что мне теперь делать? — тихо спрашивает Ольга. — Мне страшно! Я сама себя боюсь…

— А у вас тоже есть эта кассета, что у Володи?

— Кассеты, — поправляет Ольга. — Две кассеты и альбом.

— Ну да, в рекламке еще написано было, — припоминает Олег. — Может, на второй какая-то зацепка есть?

Он смотрит на меня.

— Может быть, — пожимаю плечами. — Ольга, можно нам будет вторую кассету посмотреть?

— Посмотреть? Вы понимаете… я…

Она резко умолкает под обстрелом наших взглядов.

Кусает губы.

Краснеет.

— Да, можно. — Так скорее заходят в кабинет к стоматологу, а не отвечают на пустой вопрос.

И на том спасибо.

— Мальчики (ишь ты!), а где может прятаться Володя, вы не представляете? — напоминает о себе временно всеми забытая Монахова.

— На конверте штамп 125-го отделения. Отправлено с Левады или с автовокзала. Скорее всего, — сообщаю я Олегу свои выводы.

— Понятно. Ну-ка, давайте еще раз текст посмотрим. Что-то там такое было…

Олег вновь берет листки. Вертит их в руках, быстро бегая глазами по строчкам и шевеля губами.

— Я вначале хотела в милицию обратиться, письмо им показать, — рассказывает между тем Монахова. — Хорошо, что сразу не пошла, сначала знакомому своему позвонила. У него сын — юрист, консультант при Харьковской епархии. Так он, когда это письмо прочел, сразу заявил: «Не вздумайте нести в милицию! Он же пишет, что человека убил! И что он социально опасен. Розыск-то объявят — но, если найдут, посадят непременно. Еще и пару нераскрытых дел на него повесят. Так что не вздумайте…»

— Ну, полагаю, ваш консультант несколько сгустил краски, — спешу я успокоить разволновавшуюся Татьяну. — Но посоветовал верно. В милицию с этим идти не стоит.

— Да, но я хочу его найти! Ведь видно же: ему плохо, ему помощь нужна!..

— Вот, есть! — В голосе Олега пробивается азарт сыщика, напавшего на след. — Монах… Владимир пишет: «Сходил даже на старое место, где мы экзамены сдавали, там аура хорошая. Сидел, три часа медитировал, экзамены вспоминал, тренироваться по-старому пробовал… Не помогает». Ты понял, Димыч?

— Понял!

Я обернулся к скульптурной группе «Недоумение» в лице двух женщин.