Ник Перумов - Черное копье

И только теперь Фолко увидел, что на руке больше нет серого браслета-убийцы, а когда он исчез – никто и не заметил в суматохе. В окрестностях не осталось ни одного орка, гурра, тролля или призрака – всех их смели воды Великого моря, Гвааетх Мьори. Просторы Средиземья стали воистину владением людей, в Арноре теперь обосновывались новые хозяева… Но всё же надо было двигаться, что-то делать, куда-то идти – сколько можно сидеть у руин? Они кое-как поделили поклажу. И медленно, очень медленно, не зашагали даже, а через силу потащились на восток.

Эпилог

Над изуродованными войной Западными пределами Средиземья медленно, точно нехотя, занимался новый день – зимний, короткий, робкий. В низкое небо тянулись постепенно редеющие дымы угасавших пожаров. По дорогам скакали конные, двигались небольшие пешие отряды. Пришедшие с Востока осваивались в своих новых владениях. Не стало Арнора, а на высоком престоле наместников восседал новый хозяин – предводитель истерлингов, имя которого уцелевшие арнорцы заменили на просто Терлинг, под которым он и вошёл во все летописи Нового королевства. Мало-помалу военный хаос уступал место непрочному, но всё-таки мирному порядку. Однако до всего этого ещё было далеко, а пока смертельно усталые Фолко, Малыш, Торин и эльфы медленно брели прочь от того места, где совсем недавно высились острые хрустальные шпили Серых Гаваней. Они уже приближались к границам Хоббитании (Фолко неудержимо тянуло домой: одним глазком взглянуть – уцелело ли хоть что-нибудь?), когда услыхали недальнее эхо многих и многих конских копыт. Их застигли на открытом месте, спрятаться было негде, и они, молча переглянувшись, решили не трогаться с места. Подобно тому, как сидели, ожидая решения своей участи, Фродо и Сэм на мордорской дороге, застигнутые врасплох большим орочьим отрядом, так и товарищи Фолко молча сбились на обочину, встав тесным кругом и взявшись за мечи. Будь что будет, но сдаваться они не собирались!

А навстречу им из-за бугра выезжали, одна за другой, свежие конные сотни Истланда. Молодые воины, гордые победой, ехали подбоченившись, красуясь один перед другим своей в бою взятой добычей. Никто из них и внимания не обратил на ничтожную кучку вчерашних противников – что им теперь до них? Отуманившая разум воля Олмерова Кольца более не действовала на них, исчезала наносная жестокость, они вновь становились самими собой. Не по законам степной чести было наваливаться на малую горстку побеждённых! Пусть себе стоят! А удумают что сотворить – так их мигом тогда и не станет.

И лишь один, воровато оглянувшись по сторонам, толкнул было коня к обочине, властным жестом протягивая руку к мешку хоббита. Фолко отступил на шаг, привычно набрасывая на лицо глухое забрало. Однако незадачливый воин не заметил внимательного взгляда сотника, раздался резкий повелительный возглас – и истерлинг поспешил вернуться в строй.

И вид этих грозно, победно шествующих всадников внезапно вызвал у хоббита приступ нестерпимой острой тоски по ушедшему миру, такому чудесному, устроенному, благолепному! По прекрасным городам Арнора и Гондора, ныне лежащим во прахе, по всей их книжной премудрости, сохранившейся от легендарных эльфийских времён, и по самим Западным эльфам, закончившим наконец давным-давно задуманное Валарами переселение всех Перворождённых, кто пожелает этого, в Валинор. На глазах выступили предательские, не достойные воина слёзы; хоббит почти рухнул на обочину, уткнувшись лбом в колени.

На плечи легла мягкая рука Амрода.

– Не кручинься, половинчик, – тихо говорил эльф. – Я знаю, о чём ты сожалеешь, но помысли: ведь земли остались, и люди на них тоже, да и арнорские города попали в руки победителям почти не повреждёнными! Да, рухнули старые державы, но на их месте уже основываются новые. И долго, очень долго ещё, поверь мне, все повелители Западных Земель будут выводить своё происхождение от благородного короля Элессара… И ничего не случилось с Хоббитанией, я уверен. Надо жить!

На следующий день, когда трое эльфов, собиравшихся возвращаться домой, к Водам Пробуждения, отправились в недальний перелесок поискать какой ни есть дичи, хоббита и гномов ожидала ещё одна, куда как неожиданная встреча. Вновь, как и вчера, им встретился конный отряд – только на сей раз не истерлингов, а хазгов, и мимо они проезжать никак не собирались. Низкорослые лучники стремительно окружили друзей, сразу вскочивших на ноги и вставших спина к спине, обнажив клинки.

Однако хазги не собирались драться. Старый их предводитель, в котором хоббит узнал своего давнишнего соперника в стрелковом споре, а затем – сотоварища в отряде Отона, не вынимая меча и сняв шлем, спокойно подошёл к друзьям.

– Не бойся, половинчик, – низким голосом проговорил хазг на своём наречии, специально подбирая несложные слова так, чтобы Фолко понял его. – Вреда вам не будет. Вас просто велели найти. С вами хотят поговорить. Не надо бояться. Оружие своё оставьте при себе. Вечером здесь будут те, кто хочет говорить с вами. – Он сделал какой-то знак, и спустя минуту в небо взлетел чёрный улаг.

Друзья подчинились, тем более что хазги не выказывали никакой враждебности. Никто не притронулся к их доспехам, мечам или просто походным мешкам. Хазги вольно расположились на отдых, развели костры. Хоббит и гномы могли невозбранно ходить где угодно. Фолко сразу же испугался за эльфов – ну как они решат, что их товарищи в плену, и рванутся их освобождать? Эльфийские доспехи хазгская стрела точно прошибёт…

Однако эльфы задержались до самого вечера; а незадолго до сумерек по дороге вновь затопали копыта. На рысях подходил большой отряд, во главе его ехал, с некоторым трудом удерживаясь в седле, горбун Санделло собственной персоной. А рядом с ним на прекрасном и сильном коне скакал тот самый юноша, которым они купили себе жизнь и свободу, прижатые отрядом Санделло к скалистому отрогу Туманных гор! За это время Олвэн очень возмужал, взгляд его приобрёл настоящую твёрдость, и теперь уже не оставалось сомнений, кого он им напоминает, – они видели перед собой лицо Олмера, каким он должен был быть в молодости. Горбун своею жизнью выкупал у врагов жизнь сына Вождя.

И поздно было стенать, заламывать руки, проклиная себя за упущенные возможности; приходилось смиряться с неизбежным. На лице Олвэна они заметили свежий шрам – память о лихом ударе Маленького Гнома; однако и сын Олмера смотрел на вчерашних врагов спокойно, без ненависти. В глазах явственно читалось затаённое горе – но держался он с подлинным достоинством. На его плечах они увидели знакомый зелёный плащ Олмера, у пояса висел знаменитый Чёрный меч.