Генри Олди - Баллада о кулаке

— Знаем, — за всех ответил Димыч.

— Только не подумайте, что здесь сплошной альтруизм и филантропство. Потому что, если вы так подумаете, вы сразу перестанете мне верить. Я прав? Вы и так верите чуть-чуть, вприкуску, а если… Я честно хочу помочь конкретному Владимиру Монахову, где бы он сейчас ни скрывался, и в то же время я честно хочу понять: в чем его секрет? Понять и использовать, не допуская эксцессов вроде гибели Дагласа Деджа. Редкостная, кстати, сволочь был этот Дедж, жадная и подлая сволочь… впрочем, оставим. Это золотое дно, это Курочка Ряба, несущая золотые яйца, если подойти к делу правильно и аккуратно. Это верный кусок хлеба с маслом до конца дней, отпущенных нам. Вы меня понимаете?

— Я в доле? — не удержался я: уж больно явственно возникла в машине незабвенная тень бригадира Калмыка.

Аж свет застит.

— Что? Вы? Ну конечно… Ах да, я понял. Можно сказать и так. Я в доле. Мы все в доле, и мои предложения остаются в силе. Я ведь вас не покупаю, хотя бы потому, что вы не продаетесь; я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество. А не продаются чаще всего или круглые идиоты, или пустышки, которых никто не покупает; или умные люди, хорошо знающие себе цену. Ведь так?

— Ведь так. — Я подумал, по вредной буквоедской привычке, что у Шемета слова разошлись со смыслом, как в море корабли. «Знать себе» цену не значит — не продаваться. Если быть буквалистом, это скорее значит — продаться за свою, чаще всего изрядную, цену. И потом радоваться удачному акту купли-продажи.

Если это характеристика умных людей, то я умный.

Наверное.

Или кокетничаю?

— Димыч, я умный? — спросил я у своего соавтора.

— Дурак, — без колебаний ответил Димыч.

— Ну и ты дурак.

— Ну и я дурак.

— И я дурак, — присоединился Ленчик, ворочая на коленях туго набитую сумку.

— Вы знаете, ребята, тогда я тоже дурак. — Костя Шемет лихо объехал лужу посреди трассы и громко, искренне расхохотался.

Полагаю, наш совместный диалог показался ему остроумной шуткой.

— Рецепт успеха. — Я откинулся на спинку, глядя в потолок салона. — Берется немолодой мужчина с остеохондрозом, женатый, имеющий сына, щепотка нереализованного тщеславия, гордыни по вкусу… И берется «Технология взрывного метабоя» за шестьдесят девять гривень с учетом почтовых расходов. Смешивается, взбивается, выплескивается. Результат превосходит все ожидания.

Шемет недоуменно приподнял плечи, неприятно став похожим на грифа-стервятника.

— Технология? А, эта идиотская кассета!.. Он мне ее показывал, наш Брюс-Ли-Монахов. С плясками, песнопениями и комментариями. Я выдержал примерно полчаса. А вы?

Ответа он не ожидал.

Ответ был ему прекрасно известен.

— Ребята, парни, господа! Ну вы ведь не станете серьезно относиться к этой лабуде?!

Я смотрел на аккуратно подстриженный затылок Шемета. Я соглашался: серьезно относиться к этой лабуде невозможно. Для нас невозможно, для Большого Босса невозможно, для боксера Отбитыча и молодого инструктора Арьки невозможно.

Возможно лишь для беглого Монаха и княгини Ольги, грозы насильников.

Что общего между мной, Ленчиком, Костей Шеметом и его людьми?

Что общего между девушкой с лошадиной физиономией и лысоватым мужчиной сорока с лишним лет от роду?

Что?

Где-то тут крылась зацепка, ниточка, начав с которой удалось бы размотать весь клубок.

Если б еще знать: хочу ли я его разматывать?..

Возле Дворца бракосочетания, в маленьком круглом закутке между музыкальной школой им. Коляды и собственно Дворцом, был видеосалон.

Он снабжал людей фильмами, а брачующихся — операторами для съемки.

Внутри видеосалона, между выставочным зальчиком и лестницей в полуподвальный склад, была комната, забитая доверху всякой аппаратурой.

Аппаратура жужжала и щелкала.

В комнате, встав в углу плечом к плечу, были мы.

Мы внимали миниатюрной девице с лисьей мордочкой.

— Вот твоя кассета. — Лисичка-сестричка порылась в столе и выдала Ленчику приснопамятную «Технологию…». — Ничего особенного, кроме защиты от записи. Видел, там в правом верхнем углу такая радужка мелькала?.. Ну, квадратик цветной?

Ленчик кивнул.

— Защиту я сломала, вот тебе запись. — Из недр стола родилась вторая кассета и перекочевала в Ленчикову сумку. — Только учти: качество резко упало. Полосы, хрип, цветность плывет. Наверное, если б мои шефы на железо не скупились… Короче, если очень надо, можно записать качественно. Но будет стоить денег. Договариваться?

Ленчик отрицательно помотал головой.

— Теперь дальше. У тебя паранойя, Леонид свет Владимирович! И я сдам тебя в психушку, если ты не ублажишь меня сладостями. Никаких «двадцать пятых кадров» органами не обнаружено, кодированная информация отсутствует, звукоряд проще пареной репы, музыка просто плохая. Проверено вдоль и поперек, в силу моих скромных возможностей.

Лисичка явственно облизнулась.

Язык у нее был длинный и шелковистый.

Странный язык.

— Спасибо, Аллочка. — Вежливый Ленчик достал шоколадку, с поклоном преподнес лисичке, и та мгновенно зашуршала оберткой. — Я тебе очень признателен.

Спустя пять минут мы всей компанией шли по Сумской, болтая о пустяках.

Кассета-оригинал лежала в моей сумке.

— …тебе звонили, — с порога заявила жена, вытирая полотенцем руки, мокрые после стирки. — Какая-то Татьяна. Татьяна Монахова. Очень просила заехать. Адрес оставила.

— А почему не перезвонить? — удивился я.

— У нее телефон сломался, она с автомата звонила. Сказала: от мужа письмо пришло.

Когда я, прихватив бумажку с адресом, пулей вылетел из квартиры, меня преследовал укоризненный взгляд жены.

Ну, ясное дело, даже не пообедав… пьеса «Река Сумида», «cпутник героя» делает жест разочарования, реплика: «…и в западные земли вслед за ней все души устремились…»

Итак, она звалась Татьяной?!

Дмитрий

Звонок пробулькал невнятную трель, которая, вероятно, должна была изображать фрагмент популярной мелодии, — и дверь почти сразу со щелчком распахнулась.

Создалось впечатление, что госпожа Монахова все это время ждала нас в прихожей.

— Заходите, заходите! — «Просто Татьяна» заулыбалась и поспешила пояснить: — У меня сегодня что-то вроде маленького праздника! Шурик в себя пришел, его из реанимации в обычный стационар перевели. Я уже побывать у него успела. Врачи говорят: теперь быстро на поправку пойдет! И от Вовки письмо пришло, пишет: жив-здоров… Да вы проходите, проходите, туфли можно не снимать, у меня все равно не прибрано!