Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов: Фантастические романы

Рауль долго смотрел ему прямо в глаза, а потом сказал:

— Чарли, очень может быть, что я поймаю тебя на слове. Я уже не так молод и, может быть, на некоторое время останусь. Но я ничего не обещаю, — добавил он, обращаясь к отцу. — Если мне снова вздумается уехать, я уеду.

— Знаю, — ответил дед. — Тебя не удержишь. — И он сказал аббату: — Прости уж нас за эту неприличную семейную сцену. Такое у нас бывает нечасто. Извини, что тебе пришлось быть ее свидетелем.

— Это была сцена, преисполненная подлинно родственных чувств, — спокойно отозвался аббат, — На самом деле это мне следовало бы извиниться за то, что я при ней присутствовал. Это я навязался вам самым недостойным образом. Могу сказать одно — я здесь только по одной причине: то, что Рауль нашел на Брошенных Землях, близко касается меня.

— А что ты там нашел? — спросил Рауля дед. — Чарлз говорил, что ты сказал ему, будто нашел призму Лазандры?

— На самом деле я ее не нашел — только узнал, где она. Я ее не видел и не держал в руках, но убежден, что знаю, где она спрятана. Я не смог до нее добраться, потому что ее слишком тщательно охраняют, — в одиночку туда не проникнуть.

— А ты уверен, что она там, где ты думаешь? — спросил аббат.

— Даю голову на отсечение,

Дед задумчиво кивнул:

— По мне, этого достаточно. Если мой сын дает голову на отсечение, значит, он в этом убежден. А ты не расскажешь нам, Рауль, как тебе это удалось? Как ты узнал, где она?

— Могу рассказать, только без всяких имен. Имен я называть не буду, потому что даже знать, что она существует, опасно. Впервые я услышал о ней в Константинополе. Я, конечно, знал эту легенду, ее почти все знают. Но тогда в первый раз один человек поклялся мне, что призма действительно существует. Я спросил его, откуда он знает, и он рассказал мне, хотя, как я подозреваю, далеко не все. Даже в таком виде это была длинная, запутанная история, я и пробовать не буду ее пересказать. Можете себе представить, как она меня заинтересовала, — я чувствовал, что это правда, и с тех пор старался не пропустить мимо ушей ни одного намека, да и сам пытался осторожно кое-что разузнать, когда мне казалось, что это можно сделать, не подвергая себя опасности. До меня, конечно, доходило множество диких слухов, в которых не было ни зернышка истины. А потом я попал в Гирканию, это на южном побережье Каспийского моря, и там, в келье одного отшельника, мне показали пергамент, где значилось название местности. И эта местность, как я узнал позже, расположена у нас, на Брошенных Землях. Но самое главное — то, что говорилось в этом пергаменте, почти во всех подробностях совпадало с тем, что я услышал тогда в Константинополе. А написан этот пергамент был всего лет сорок спустя после того, как призма попала на Брошенные Земли, — между прочим, в те времена там, за рекой, были вовсе не Брошенные Земли, а римская провинция. Конечно, не исключено, что человек, который это писал, узнал все из вторых рук. Но по некоторым его словам можно было понять, что это не просто слух, многократно передававшийся из уст в уста, с каждым разом все больше искажаясь.

— Но даже если так, — сказал дед, — то почему же ты решился отправиться на поиски? И рискнуть ради этого жизнью?

— Мне случалось рисковать жизнью ради вещей куда менее важных. Чаще всего — ради земных благ, которые годятся только на то, чтобы украсить мое бренное существование. А тут наконец представился случай сделать что-то для собственной души. У каждого человека в жизни наступает время, когда он начинает думать не только о кошельке, но и о душе. Только обычно это случается слишком поздно.

— Это я могу понять, — сказал старик.

— Именно так я и сделал, — продолжал Рауль, — И добрался до той местности, которая была названа в пергаменте. Но, добравшись туда, я узнал, что призмы там больше нет.

— Откуда ты мог это узнать? — спросил Харкорт.

— Мне сказали. Один человек сказал.

— Человек? На Брошенных Землях?

— Там еще живет довольно много людей. Тех, кто не смог или не захотел бежать, когда туда пришла Нечисть, теснимая варварами. Римские легионы покатились назад под натиском ее превосходящих сил, и вместе с ними бежали многие, бросая все, что у них было, и спасая свою жизнь от ужасов, которые преследовали их по пятам. Но бежали не все — остались упрямцы, остались глупцы, остались те, кто сохранил надежду — может быть, всего лишь надежду на милосердие Божье. Многие из тех, кто остался, погибли, но кое-кто укрылся в болотах или в других потаенных местах, и эти немногие выжили, хотя, конечно, не все. И их потомки до сих пор живут там. Живут, наверное, и другие — простаки или, быть может, храбрецы, не знаю: те, кто за эти годы по разным причинам вернулся на земли, оставшиеся во власти гоблинов. Люди все еще живут там — терпя угнетение, боясь поднять голову. Нечисть мирится с их присутствием — я думаю, они ее забавляют. И вот один из этих людей, старый священник — по крайней мере, он называл себя священником, хоть я и не уверен, что так оно и есть, — который скрывался в покинутом, полуразвалившемся храме, сказал мне, что призма не в этом храме, как я полагал, а в другом месте, немного дальше. Мы проговорили целую ночь. Он умолял меня разыскать призму и вернуть ее христианской церкви. Он сделал все, чтобы мне помочь. Временами трудно было разобрать, что он говорит: у него не хватало четырех передних зубов, двух верхних и двух нижних, вместо них была ужасающая брешь, и он не столько говорил, сколько шипел и свистел. Он и сам бы отправился со мной, но он был слишком стар и дряхл, сил на поиски у него не было.

— И вы нашли это другое место? — спросил аббат.

— В конце концов нашел. Я пытался проникнуть туда и чуть было не погиб. Оно слишком хорошо охраняется, чтобы туда можно было проникнуть в одиночку. Я даже не смог толком его рассмотреть. Священник сказал мне, что когда— то это был дворец. Мне кажется, это был не дворец. Скорее, римское поместье — из тех роскошных вилл, что возводили для себя богатые и влиятельные землевладельцы. Она стоит посреди большого парка, который окружен стеной и зарос одичавшими деревьями и кустарником. Я убежден, что призма там. Так сказал мне священник, а он, по-моему, человек искренний, правдивый и сохранил остроту ума, несмотря на возраст. То, как хорошо это место охраняется, подтверждает, что там находится что-то очень ценное.

— А как оно охраняется? — спросил аббат.

— Чарами. Некромантией, волшебством, называйте как хотите. Там полно ловушек, а их стерегут драконы, великаны, тролли…

— И несмотря на все это, ты попытался проникнуть внутрь?

— Попытался, — ответил дядя.