Е. Кочешкова - Зумана

"Но ведь я не маг… — тут же начинал спорить сам с собой Шут. — Ну какой я маг? Это ведь смешно… Во всех сказаниях маги, вон, были вершителями судеб, они решали каким путем должен двигаться мир. У них были цели. Было понимание. А я?.. Я даже за себя-то никогда толком решить не мог. Разве есть у меня право брать ответственность за других? Разве могу я перестать быть шутом? Разрисованным дурачком?.. Ведь тогда я лишусь и защиты, о которой говорил Руальд…"

Ведь и в самом деле не настолько он был глуп и слеп, чтобы не осознавать, как много значила та маска… Еще живя в лесу, Шут понял, что совсем не знает жизни. Весь мир его много лет оставался ограничен дворцовыми стенами, которые давали и защиту, и пропитание. А за их пределами… кем он был без своих бубенцов? Как сложилась бы судьба монастырского найденыша, выживи он тогда в свои пятнадцать, но не окажись под сенью Солнечного Чертога? Что сделал бы мир с мальчишкой, который шарахается от оружия и не умеет драться? Который не может постоять не только за себя, но даже и за свою возлюбленную, случись такая в его жизни… Да что там возлюбленную — просто любую женщину, которую обидели бы на его глазах.

Почему-то представилась Элея… Так ярко вспомнилась ночь их побега. Эта беспомощность… ничуть не лучшая теперешней, порожденной недугом.

И стало Шуту так беспокойно, так щемяще-тревожно от этой мысли, что он ужом завертелся на своей опостылевшей перине, а потом не выдержал — отбросив одеяло, решительно сел и свесил ноги на пол.

От щели под дверью тянуло холодом и пальцы тут же замерзли. Шут поморщился и, поджав их пару раз, осторожно перенес вес тела на обе стопы. На сей раз он не спешил. Глупо падать больше не было охоты.

"И кто бы мог представить, что мне придется заново учиться ходить. Думать, как это делается…"

Ему действительно приходилось осмыслять всякое движение, всякое напряжение мышц. Зато через несколько минут Шут стоял. Стоял спокойно и прямо, не колыхаясь из стороны в сторону, точно былинка на ветру. Для этого пришлось собрать все свое сосредоточение в узел и не думать больше ни о чем.

И прекрасно.

Он медленно поднял руки, разведя их в стороны, точно крылья. Шут слушал свое тело. Каждую его частичку. Каждую, мышцу, связку, сухожилие… Он заново возвращал себе себя. И знал, что вернуть тело — не самое сложное. Гораздо трудней будет собрать воедино душу, искалеченную убийством Нар, насилием людей в масках и двумя месяцами блуждания по бесконечным лестницам и лабиринтам того мира, куда забросила его чужая сила.

Но тело было первично. Для начала следовало восстановить именно его.

3

— Мне кажется, дружочек, ты, наконец, принял для себя какое-то решение, верно? — сказала Ваэлья на следующий день. Рано утром она, постучав, заглянула к Шуту и теперь смотрела на него внимательно, крутя в руках пучок какой-то травы.

Шут кивнул. Он сидел, прислонясь спиной к высокой подушке, и мог теперь видеть, как могучие порывы ветра клонят из стороны в сторону ветви липовых деревьев за окном.

— Выбрал жить, если я не ошибаюсь… — Ведунья смотрела серьезно. Очень серьезно.

— Да… — он вздохнул, отбросил с лица непослушную прядь, мимолетно подумав, что надо бы попросить ленту перевязывать волосы. — Только вот… не знаю я, матушка, как жить с этим всем…

И обхватив голову руками, он, наконец, выпустил свою боль наружу. Рассказал все. Начиная с того, как много значила для него странная дикоглазая колдунья Нар, и заканчивая ее смертью, не поддающейся никакому пониманию. Никакому для него прощению…

— Патрик, милый, но разве же это твоя вина?! — Ваэлья, до той поры, тихо сидевшая на краю его постели, от возмущения даже вскочила со своего места. — Мальчик мой дорогой, ты разве не понял, что она сама накликала на себя беду? Эта твоя маленькая ведьма… прости, но она была глупая. Верней… неопытная. Она дважды подписала себе смертный приговор. Первый раз — когда закрепила заклятье Руальда на свою жизнь. А второй — когда позволила тебе вернуть магическую силу.

— Как это на свою жизнь? — Шут удивленно уставился на Ваэлью. Нет, он не надеялся найти себе оправдание, но и просто понять, что случилось на самом деле, было для него так важно…

— А то и значит… — наставница со вздохом села обратно на кровать. — Эта степнячка рискнула всем. Накладывая чары на Руальда, она взяла за основу собственную жизненную силу. Заклятье нельзя было разрушить иначе, как вместе с ее жизнью. Именно поэтому, королева Нар получила такую власть над своим мужем. Именно поэтому конец ее был предначертан в тот миг, когда она открыла тебя твоему Дару. Она сама обрекла себя на смерть.

— Если бы только я знал… — он зажмурился, пытаясь увидеть, как совсем иначе могли бы сложиться их судьбы. Но вместо этого снова увидел окровавленные камни и тонкую детскую ладошку, выскальзывающую из его рук…

— И что тогда? — наставница, почуяв неладное, крепко ухватила его за запястья и вернула в реальность. — Ты смотрел бы, как твой король медленно сходит с ума? Как власть прибирает к рукам чужеземная ведьма?

— Не знаю… — Шут качнул головой. Он все еще пытался представить себе, как жил бы сейчас, кабы догадался заранее об истинной сущности Руальдова проклятья. — Быть может, нашел бы способ помочь ей снять свое колдовство… она ведь и сама уже была ему не рада…

Ведунья лишь усмехнулась горько.

— Полагаешь, она стала бы тебя слушать? Полагаешь, ей хватило бы опыта исправить содеянное? Пусть даже с твоей помощью? Патрик… время не воротишь вспять. И что было — то было. Ничего нельзя изменить. Глупо занимать свой ум фантазиями о несбыточном. Грех это. А винить себя — грех еще больший. Грех перед твоей душой. Что ей толку от твоих терзаний? Разве они что-то исправят? Сделают мир лучше?

Шут пожал плечами и вздохнул.

— Я не могу, матушка… просто не могу простить себе этого… как бы мудро ни звучали ваши слова. Простите, — он отвел глаза в сторону и, отгоняя страшные видения того дня, стал пристально разглядывать одинокий сухой лист на голой ветке за окном. А потом тряхнул головой и решительно взглянул на наставницу: — Вы не думайте, я все понимаю. Конечно, слезы лить толку нет… Но я… я сделаю все, чтобы теперь исправить хоть что-то.

Ваэлья кивнула, как будто заранее ждала этих слов.

— Ребенок? Полагаешь, он жив, верно?

— Я надеюсь…

Ведунья помолчала несколько мгновений, а потом промолвила негромко.

— Значит, хочешь искать его… Но как, Патрик?

Он и сам не знал. Однако лелеял надежду, что вернув силы своему телу, а постепенно и духу, вновь обретя свой Дар, сумеет почувствовать, где находится его сын.